- Ох, доберусь я до вас, - строго сказала она. - А ты не стыдись. От погляда ни прибытка, ни убытка не бывает.
- Чего? - спросил Гаор, стаскивая трусы.
За занавеской ахнули в два голоса.
- Ничего, показывай красоту свою. Ох, и расписал он тебя. Девки, цыц, поротых что ль не видели.
Её пальцы быстро пробежали по его груди и животу.
- Больно?
Гаор пожал плечами.
- Не очень.
- Спиной повернись.
Гаор повернулся к ней спиной и прикрылся руками.
- Даа, - вздохнула Матуха, - такого и я не видела. Здесь как?
- Как везде, - мрачно ответил Гаор.
- А это что?
- Это осколочное, - ответил Гаор, - зажило давно.
- А спереди у тебя?
- Два пулевых.
- Пули достали, или так и сидит в тебе смерть-железо?
Последние два слова он не понял, но о смысле догадался и ответил.
- Достали. Там у меня ещё осколочные есть и ожог.
- И всё фронт?
- А что ещё? - горько вырвалось у Гаора.
Матуха за руку повернула его, осматривая бока, где тоже на рёбрах выступили синяки.
- Не скажи, я о всяком слышала. Перетерпеть надо, парень. Кровь из нутра мы тебе оттянули, вот она под кожу и выступила.
Гаор кивнул.
- Нутро не болит?
- Нет.
- И вот что? - Матуха на долю задумалась. - Есть такая штука, гимнастика, знаешь?
- Знаю, - улыбнулся Гаор.
- Вот и делай, чтоб у тебя там всё правильно зажило. Понял?
Гаор кивнул. Об этом - послеоперационная гимнастика от спаек - ему ещё в госпитале говорили, но как он при всех... И словно почувствовав его затруднение, Матуха сказала.
- А смеяться или спрашивать кто будет, скажешь, Матуха велела. Одевайся.
Он быстро как по тревоге одевался, а она, стоя рядом, смотрела на него.
- Да, а чего мне говорили, ты не разуваешься? В ботинках ноги преют.
- Знаю, - ответил Гаор, заправляя рубашку и майку в штаны, - но у меня босиком ноги мёрзнут, - и сразу стал объяснять, - застудил я их давно, в Алзоне, вот и мёрзнут легко.
Матуха кивнула, никак не показав, знает ли она, что такое Алзон, и спросила о более важном.
- Болят или немеют?
- И то, и то, - вздохнул Гаор.
- Тогда к Матуне сейчас зайди, пусть она тебе чуньки даст. Беги.
- Спасибо, - поблагодарил Гаор, выбираясь из-за занавески так, чтобы сразу оказаться в коридоре.
Ответа Матухи он даже не услышал, побежав к Матуне: коридор-то пустеет уже. И у её двери столкнулся с ней.
- Ко мне никак? - остановила она его. - Так время вышло. Чего случилось?
Гаор перевёл дыхание.
- Матуха велела чуньки, - выговорил он почти сразу, - у тебя попросить.
- Никак ноги повредил? - удивилась Матуня.
- Застудил я их давно, - стал снова объяснять Гаор, - мёрзнут теперь легко.
- Ага, - кивнула Матуня, - поздно уж седни, завтра приходи, а я за день подберу тебе.
Гаор поблагодарил и пошёл в свою спальню. Махотка по-прежнему валял дурака с девчонкой, пугал её, что затащит, а она фыркала по-кошачьи и отбивалась от его рук, но не уходила. Гаор еле протиснулся мимо них в дверь мужской спальни.
После рассказа Гаора о зачистке посёлка, Махотка почти до утра проревел, а Плешак в тот же день рассказал, что и рабские поселки, случалось, вот так исчезали, слышали они о таком. Как послал управляющий кого по делу какому, или в лес, скажем, по ягоды девки-малолетки пошли, а приходят, а ни домов, ни следов, ни скотины, пепелище голое.
- Мы-то думали, поблазнилось, - рассказывал Плешак, утрамбовывая в контейнер пакеты с электроодеялами, - ну померещилось, значит, или ещё что, а оно вона как выходит. Сказки даже есть такие, про огненных змеев, что как дохнут, так посёлка и не бывало. А ты, значитца, в ясность все привел. Сказки они древние, а не брехня выходит.
- Видно, в старину тоже спецвойска были, - усмехнулся Гаор, берясь за контейнер, - везу?
- Вези, и в левый угол заткни.
- Понял.
Заталкивая контейнер в указанное место, Гаор подумал, что ведь и в самом деле, выжигание непокорных - давняя традиция дуггуров. Просто заучивая на уроках истории хронику покорения Великой Равнины, он не задумывался, как в действительности выглядело Огненное Очищение. Наверное, так же, только следы не шин, а копыт. Не гильзы, а наконечники стрел, а в остальном... и ещё...
Идя за следующим контейнером, он напряжённо вспоминал слышанное и читанное и впервые пытался посмотреть на это с другой стороны. Даже боли не замечал.
И сейчас, лёжа на койке и слушая привычную с детства команду отбоя, он думал не о чуньках, да и ясно, что это, скорее всего, какая-то тёплая обувь, и тем более не о проступающих на спине и ягодицах синяках, ну поспит задницей кверху ещё две недели, велика важность, а о внезапно повернувшейся другой стороной всей истории. И почему Плешак как-то странно посмотрел тогда на него, когда он сказал: "Мы дуггуры". Хотя... говорил же Седой, как он сказал? Кровь перемешалась, а память нет. Чёрт, а ведь он действительно, не помнит, вернее, помнит, что ни в одном учебнике дикари, жившие на Великой Равнине и покорённые дуггурами, как-то назывались. Дикари, аборигены, або... За або могут и врезать. Тоже сказал Седой. Похоже, с этим надо ещё осторожнее. Открыть папку, достать чистый лист бумаги и написать. Дуггуры - Люди - Чистокровные. Вторая строчка. Дикари - Аборигены - Або. Нет, не так, зачеркнём, а ещё лучше замажем мазилкой, удобная штука, если бумага плотная, тетрадная промокала. Не отвлекайся. Первая строка прежняя, а новая теперь так: под словом "Люди" пишем Дикари, под словом Чистокровные - Аборигены. А под дуггурами ставим вопросительный знак. От Чистокровных и аборигенов делаем соединительную скобку и пишем "полукровки". Он мысленно перечитал получившуюся запись, вложил лист в папку и завязал тесёмки. Всё, теперь спать. Пусть лежит, пока он не получит новой информации. Сколько у него листов в папке? Про Седого - раз, про отстойники, пепел и душевые - два, это третий. Спать.
...Чуньки оказались просто толстыми короткими носками с пришитой к ним войлочной подошвой. Тепло, мягко и удобно. На удивлённые взгляды он кратко отвечал, как научили.
- Матуха велела.
И больше его уже ни о чём не спрашивали, и никак не высказывались. А, ожидая у Матуни, пока она подберёт подходящие ему по размеру, он спросил у неё, какому заклинанию она его учила, там в душевой.
- Запомнил? - обрадовалась Матуня, - а ну повтори.
Он послушно повторил.
- Вода-Вода, обмой меня, унеси горести прошлые, принеси радости будущие.
- Правильно, - кивнула Матуня, - и повторяй про себя, если что. Оно от многого помогает.
- Спасибо, Матуня, а значит оно что? Ну, слова эти.
- Ох, - Матуня с сомнением посмотрела на него, - на чужом-то языке оно и действовать не будет.
- Я буду правильно говорить, - сказал Гаор, - но чтоб не сбиться, я же понимать должен. Помоги, Матуня.
- И то правильно, - кивнула Матуня, - вот эти примерь. Дурак когда без ума заговор читает, он тоже силы не имеет. Ну, слушай. Это ты воду просишь. Чтоб обмыла тебя, - и она слово за слово перевела ему заклинание на дуггурский.
Уяснив и заучив заклинание по-новому, уже "с понятием", Гаор уточнил, что лучше всего его читать, когда умываешься родниковой водой, что вода из земли матёрая, самая сильная, значит, здесь вода из железки, мёртвая, но и она помочь может.
- А что, - напоследок спросила его Матуня, - ты по-нашенски совсем ничего не знаешь?
Гаор засмеялся.
- Теперь уже много знаю, а пришёл когда, только поздороваться мог. Меня в камере в отстойнике научили, - и повторил. - Мир дому и всем в доме.
- Правильно, - кивнула Матуня, - вижу, с понятием говоришь, не болбочешь попусту. А чего ж не поздоровался?
- А меня сразу бить начали, - весело ответил Гаор.