Седой, внимательно глядя на него, понимающе кивнул.
— Но к блатным ты не пошёл, — он не так спросил, как сказал.
Гаор пренебрежительно дёрнул плечом.
— В дерьме не копаюсь.
— Там тоже по-всякому случается, — задумчиво сказал Седой.
— Так, паря, слышь, — вмешался молча слушавший их, лёжа с другой стороны от Гаора, парень. — Ты чо ж, воевал?
— Да, — твёрдо ответил Гаор.
— А братан твой? Ну, нам Седой, пока ты, сомлевши был, объяснил, что бастард с наследником братья. Он-то чего?
— Он играл, — хмыкнул Гаор и с внезапно прорвавшейся злобой, — и по шлюхам дорогим бегал. Отец его в университет воткнул, а он ни хрена…
— Куды ткнул? — перебили его незаметно собравшиеся слушатели.
— Высшая школа, — ответил за него Седой.
— Ага, понятно.
— Давай, Рыжий, дальше-то чего?
— А ничего. Я работал, отчисления делал.
— Кому?
— Задолжал что ли?
Гаор снова вздохнул.
— Я бастард. Положено отцу сорок пять процентов с любых заработков бастарда.
— Это сколько?
— Седой?
— Половина.
— Ни хрена себе!
— Да у нас бы за такое, чтоб с сына так тянуть, живо бы вздули.
— Точно!
— Ну, матери дай, она тебя кормила, теперь ты её корми…
— Это ежели не угнали.
— Само собой, не об этом речь.
— Ладно вам, заткнулись, а потом?
— А потом суп с дерьмом, — зло, заново переживая всё случившееся, ответил Гаор. — Приехали… на работу ко мне, руки завернули, в ящик засунули и привезли. Объявили, что отец заявление подал, и отправили на обработку.
— Даа…
— Бывает же…
— За старшего брата, значить, ты и пошёл.
— Он моложе меня, — устало сказал Гаор. — На три года. Только он наследник, а я бастард.
— А мать? — спросил кто-то в наступившей тишине. — Она-то чего?
— Я и не помню её, — Гаор сглотнул вставший опять в горле комок. — Меня в пять лет отец у неё забрал, больше я её не видел, даже имени её не знаю, может, и нет её уже, а может, и жива. Не знаю.
Он замолчал, и наступила тишина. Почему-то, он ещё не знал почему, но они как-то иначе говорили о семье. Не понимали, что не мать, а отец главный, старшинство считали по годам.
Тишину вдруг нарушил вопль. Кричали где-то дальше и от боли. Гаор вздрогнул.
— У блатяг это, — сразу объяснили ему.
— Ништяк, нас не касаемо.
— Ребя, а никак жрачку везут.
— Ладно, Рыжий, потом доскажешь.
Тут и он услышал приближающиеся визг и лязганье железных колёсиков по цементному полу. В коридоре у их решётки появился надзиратель в мундире без знаков различия, но с зелёными петлицами, постучал дубинкой по решётке.
— Старший, подготовь камеру.
— Встать, — гаркнул, слезая с нар, Слон. — По четыре становись.
Седой легко соскочил с нар.
— С Чеграшом вставай, — бросил он через плечо Гаору, проходя вперёд, к Слону и ещё двоим.
— Я Чеграш, — дёрнул его рукав светловолосый и черноглазый парень.
До этого он молча лежал над ним на верхних нарах, свесив голову и слушая.
— Зима, Гиря, где вы?
— Да здеся.
Двое, примеченных Гаором в самом начале почти одинаковых парня, встали с другой стороны. Слон оглянулся на них и кивнул.
— Полный комплект, господин надзиратель, — загудел он.
— Эк ты по-учёному загибать стал, — засмеялся надзиратель, — ещё раз попадёшь, так и читать научишься.
— Это ежели приказ такой будет, господин надзиратель, — почтительно, но без подобострастия ответил Слон.
Надзиратель откинул решётчатую заслонку, сделав окно.
— Первая четвёрка. Подавай, — скомандовал он.
Слон бережно принял четыре кружки с дымящейся жидкостью и квадратную буханку, уже разрезанную на четвертушки.
— Вторая четвёрка, — командовал надзиратель. — Пошёл.
Гаор был в последней седьмой четвёрке. И когда Чеграш получил их паёк, первые уже доедали.
— Лопайте, — надзиратель захлопнул заслонку. — Чтоб когда вернусь, не ждать никого.
И пошёл дальше к следующей камере. За ним двое рабов в оранжевых с зелёным комбинезонах волокли тележку с кружками и буханками.
Взяв у Чеграша свою пайку, Гаор жадно глотнул горячей непонятно пахнущей жижи и впился зубами в хлеб.
— Однако наголодался ты, — покачал головой Чеграш. — Иди сядь, чтоб ровно ложилось. И не спеши, комом ляжет. Потом намаешься.
Гаор кивнул и побрёл к нарам, жуя на ходу. Сидя он допивал последние глотки. А допив, всё ещё сжимал кружку обеими ладонями, будто греясь.
— Давай сюда, — отобрал у него кружку Чеграш. — Вона идёт уже.
Надзиратель принял по счёту кружки и ушёл. Сыто отдуваясь, рабы разбрелись по камере.