— Я с ним уже говорил. Ему скоро тринадцать, и он многое понимает. И объясню ещё раз. Он поймёт.
Кервин повеселел и взял рюмку. С наслаждением вдохнул запах.
— Волшебный аромат! Я за рулём, так хоть запахом наслажусь.
Но дядя не поддержал тему.
— Кервинайк, — строго сказал он, — какую авантюру ты затеял, что понадобились такие предосторожности?
— Никакую, — весело ответил Кервин. — Вся журналистика — это авантюра. А в нашей благословенной отчизне и весьма кровавая, но… У меня был друг, дядя, Гаор Юрд, он воевал, так что знает, он как-то объяснил мне, что никакая атака невозможна с неподготовленными тылами. А некий профессор философии и истории, вы, кажется, с ним знакомы, любил когда-то повторять: «Не беги впереди всех с голой задницей!».
— Вот! — воскликнула тётя, — я же говорила, что это ты портишь мальчика! Ты совершенно не следишь за языком, Варн. Выпейте, наконец, и пойдём обедать.
Кервин, с явным сожалением, поставил рюмку.
— Спасибо, тётя, но я должен ехать. Мне надо вернуться до темноты.
— Без обеда я тебя не отпущу.
— А я, не попробовав блинчиков, и не уеду, — рассмеялся, вставая, Кервин.
Дядя кивнул и тоже встал.
— Конечно. Тётя напекла столько, что возьмёшь с собой.
— А довезу?
— В фольге? Конечно, — ответила тётя.
За обедом говорили о другом, только под самый конец тётя вернулась к началу.
— Я думаю, Кервин, о твоём друге. Ему надо как-то помочь.
Он покачал головой.
— Это невозможно. Решения необратимы.
— Но я говорю о другом. Его можно выкупить, и он будет жить у нас.
— А что? — поддержал дядя. — Это вполне возможно. Он даже сможет работать, — и лукаво подмигнул, — по специальности. Содержание и использование раба на усмотрение владельца, по-моему, такая формулировка. А это даёт нам свободу действий.
— Да, — кивнула тётя. — И ты сможешь в любой момент приехать, повидаться, поговорить…
Кервин мрачно покачал головой.
— Спасибо за идею, тётя, да, это возможно, но не нужно. Гаору будет тяжело.
— Кервин! Неужели мы обидим твоего друга?!
— Да что вы, тётя, в мыслях нет. Но… но вы… Знаете, когда Гаор мне позвонил, у него было право на один звонок, я сразу ему это сказал, что мы объявим подписку, соберём деньги, и он мне ответил. Что в свободной газете работают свободные люди. Понимаете? И Арпан, он был на слушании, он рассказывал. Что Гаор не смотрел на них, не хотел никого видеть, а когда после всего, один из его однополчан тоже предложил выкупить в складчину, то ему другие сами тут же сказали, что Гаор первый набил бы ему морду за такое. Нет, тётя. Мне Гаор сказал, тогда, по телефону, что с ним как прямое попадание, когда от человека не остаётся ничего, а остальные встают и идут дальше.
— Понятно, — кивнул дядя. — И ты пошёл.
— Да, дядя. Я сделал выбор.
Тётя недоумевающе посмотрела на них, чувствуя, что от неё что-то скрывают, но дядя только сказал.
— Тогда всё понятно, и, пожалуй, этот вариант наиболее разумен. Жалко, я потерял связь с Венном, он бы… вернее, его внук…
— Я ничего не знаю о них, — удивился Кервин.
— Некоторые знания бывают лишними, — веско ответил дядя, решительно прекращая разговор.
И Кервин, зная этот тон, не посмел настаивать.
О Мийре и детях больше не говорили, вернее, обычные расспросы об успехах Линка в школе. И что пока невозможно определить, к чему лежит душа у мальчишки, разбрасывается, хватается за всё, не иначе тоже в журналистику ударится. А Ламину, конечно, надо учить петь. У Лоунгайра могут оказаться слабые лёгкие, всё-таки наследственность, и конечно, к морю вывезти не удастся, но хотя бы к ним на лето, и, разумеется, всех троих. Найдётся место. И они с Мийрой смогут отдохнуть…
…Кервин гнал машину в наступающих сумерках и улыбался. Всё-таки как ему повезло с семьёй! И кто же этот Венн? Ещё один дядя? Скорее всего, так, но почему он никогда не слышал о нём? И почему дядя считает информацию о родственнике лишней? Да, нет семьи без тайны. Давно сказано.
Навстречу стремительно летел выхватываемый фарами бетон шоссе. Хорошо, что отменили эту дурацкую светомаскировку, ночные пропуски и прочую военную шелуху, возможно вполне оправданную в прифронтовой зоне, но не у них, в глубоком тылу. Гаор не очень охотно говорил о фронте, но иногда его прорывало, и тогда рассказывал страшные вещи и кричал: «Это можно написать?! Можно?! Напечатаешь?!» Он отвечал: «Напиши так, чтобы я напечатал». И Гаор мрачно бурчал: «Брехня получится», — и переводил разговор на другое. Или уходил. Чтобы напиться в компании таких же, как сам ветеранов. Нет, никогда он не простит Юрденалу того, что тот сделал с его другом…