Во двор Ведомства Учёта Населения медленно въезжала кавалькада армейских машин: офицерских «коробочек» и автобусов для перевозки личного состава. Радиаторы и борта машин украшали эмблемы военных училищ.
Глава отделения по учёту несамостоятельного контингента наблюдал за действом из окна своего кабинета. Предстоящее… мероприятие было и привычным, и новым. Переклёпка ошейников — стандартная рутинная операция. И персонал, и инструментарий для этого готов, и процедура давно отработана в деталях. И проблема не в количестве… обрабатываемых особей, и не в их возрасте, а в том, что процесс останется незавершённым. Второй стадии — заклёпки нового ошейника — не будет. Вот именно. Новых ошейников с теми же номерами даже нет. Не заказаны. А стационарные — первичные для взрослых — переданы списком вместе с инструментарием при соблюдении всех надлежащих формальностей в Ведомство Юстиции, поскольку клеймение теперь только по их приговору, а безномерные всех размеров, заготовленные для Королевской Долины, и взрослые номерные для переклёпки также списком переданы Ведомству Политического Управления. Им-то зачем? А это уже не наше дело, нас ни то, ни это ведомства не касаются. И даже часть персонала, работавших по этому направлению, переведена туда же. А другое ведомство — это как Заморская территория. Знаем, что существует, но что там и как… нас не касается. Нам же лучше. Сброшенный вьюк — коню облегчение. Вот-вот.
Суета во дворе тем временем закончилась построением. И достаточно стройная колонна потянулась на вход. Процесс неостановим, и понимающие люди понимают, что он необратим. Не то что поворота, даже остановки не будет. И, как только подпишут мир с согайнами, начнётся следующая стадия. А к ней надо готовиться. И готовить персонал.
Обычно переклёпкой детских ошейников занимались региональные отделения, чтобы не перегружать транспорт, и в Аргате эта процедура издавна проводилась в Королевской Долине, в родовых питомниках и дворцах. Так что подходящего помещения, тем более одновременно для двух сотен мальчишек, пока именовавшимися в сводках несовершеннолетними особями мужского пола — новомодным «лохматики» сотрудники Ведомства демонстративно пренебрегали, подчёркнуто используя даже в личных разговорах исключительно служебную терминологию — просто не было. К тому же ремонт с перестройкой и перепланировкой. Вот и пришлось всех сразу запустить в бывший зал сортировки контингента, а теперь совершенно пустой.
«Контингент» вместе с сопровождающими выстроили по трём стенам периметра. У четвёртой с дверью уже во внутренние помещения поставили три рабочих комплекта. Конечно, надо бы пять — по количеству училищ, но сотрудников уже не хватает, и то для работы со списками пришлось посадить девчонок-канцеляристок, которые сами глазеют по сторонам с не меньшим интересом, чем лохматики. Правда, без страха, им-то бояться нечего. А малышня явно боится, некоторые уже тихо ревут.
Вызывали по номерам, игнорируя представленные училищами списки, где перед номером стояли у всех имя и фамилия. И потому началась лёгкая неразбериха. Дядьки выдёргивали из строя названных, отводили к столу, стояли рядом, придерживая за плечи, чтобы не дёрнулись не вовремя, и отводили — многих уже плачущих за руку — обратно. То один, то другой строй оставался без обоих дядек, где сразу начинались разговоры. Лейтенанты — командиры курсов — хмурились и недовольно переглядывались, но не вмешивались. И не их территория, а, значит, и порядки здешние, и пока незачем. Дядьки, в общем, справляются. Вот штафирки — это штафирки и есть. И что толку в их форме, когда в простейшем деле такой бардак устроили!
Воспитанник второго класса вспомогательного отделения Общевойскового Училища Вьюнок Найл — так и не изменили ему фамилию, оставили последний слог от фамилии последнего до мобилизации владельца, но Рыжий всё равно у него в личном деле записан отцом, этого у него теперь никто не отнимет! — старался держаться. Это остальным внове, а он через переклёпку уже проходил, ещё там, в «Орлином Гнезде» Королевской Долины. Да, неприятно, но не больно. Не очень больно. Можно и перетерпеть. Одноклассники, давно уже убедились, что Вьюнок если говорит, то, значит, знает, и потому слушали его, не возражая. Да и дядьки кивали, подтверждая. У них-то по две, а то и три переклёпки были, пока взрослый, уже не снимаемый, не надели.
Когда прозвучал его номер, Вьюнок твёрдо вышел из строя и, почти печатая шаг, напряжённо держа спину, пошёл к крайнему справа освободившемуся столу. Дядька Жур шёл рядом молча, и молчание было одобрительным. Чёткий доклад презрительно кривящей губы девке — Вьюнок именно так мысленно назвал эту… в форме и знаки различия сержантские, а петлицы не армейские, штатские, так что ему на неё… вот так, по-армейски — жёсткий табурет, рука дядьки на плече — не давит, а поддерживает — и чужие злые руки на шее и горле, противное жужжание и отдающаяся во всём теле дрожь… Но это не больно, не очень больно… Он выдержит, это когда клеймят, тогда больно, там ещё можно… но тоже… он слышал, как Медицина спросила у Рыжего, чего у того шрам на губе, и он помнит ответ, да, тогда он ещё не звал Рыжего ни вотчимом, ни отцом, но это неважно, а Рыжий сказал, что прокусил на клеймении, чтобы не закричать, Рыжий клеймение выдержал, а это-то… тьфу и растереть, он выдержит, тьфу ему на них, с их зелёными петлицами, нет у них власти над ним, и радовать их своим криком и слезами он не будет…