В армейской походной канцелярии на них заполнили новые карточки: имя личное, имя семейное, дата рождения, должность, звание — и выдали армейские регистрационные номерки на шнурках. Ну да, спецвойск теперь нет, и всё, что там было присвоено и выслужено, ушло туда же, в небытие. Почти исчезновение с несуществованием. Подрядовые подсобники: Каорр Арг, Ангур Тарр, Риарр Ронг, Дарг Кройг.
А в каптёрке хмурые сержанты-интенданты выкинули им по комплекту белья и формы. Не камуфляж, а гладкая, старого образца, с уже прикреплёнными оранжевыми петлицами особых вспомогательных и гладкими с оранжевой окантовкой погонами подрядовых. А остальное табельное? Арг выразительно посмотрел на интенданта и получил злобное:
— Чего вылупился? В подразделении.
Да-а, попробовал бы простой армеец так говорить со спецовиком раньше. Но то было раньше, а теперь… Арг взглядом предупредил молодых, чтоб не трепыхнулись и не испортили. А то перекинут в другую часть, а там…
Зам по строю забрал копии карточек — оперативно сразу в двух экземплярах делали — подрядовых подсобников — ниже звания и должности теперь нет — и ушёл, хмуро бросив через плечо Гаору:
— Остальное сам. Забирай и поехали.
— Радостно повинуюсь! — гаркнул Гаор.
И уже повернулся к этой четвёрке, а четвёртый, кстати, незнакомый, и глаза уж очень злые, придётся обламывать, чтобы скомандовать им следовать за собой, когда его окликнул «серый» майор. И не Эрлинг, что уже почти совсем «свой», а из этих… сортировщиков.
— Старшина! — и подзывающий жест.
Беззвучно выругавшись, Гаор выполнил приказ. Потому что любой «тихушник» над любым другим, как свободный над рабом: не хозяин, так господин, которому надлежит повиноваться, если жить хочешь.
— По одному на дюжину разобьёшь, оружия не давать. Вздрючить, обломать и вразумить.
Гаор с каменным — согласно Уставу — лицом выслушал лениво пренебрежительный приказ и чётко повторил по пунктам.
Его отпустили для выполнения, и уже в спину другие голоса с откровенной издёвкой:
— За эту убыль взыскания не будет.
— Прописать не забудь!
— По-армейски…
— Всей ротой!
И хохот.
На это Гаор отвечать не стал, скомандовав пополнению:
— За мной! Бегом! Марш!
И, не оглядываясь, побежал к машинам. К своим. За спиной согласный топот. Так, ну, сейчас их в кузов к Четырку, чтоб по дороге вкратце вразумил, а за руль вместо него…
Но все всё и так поняли, и всё было готово к дальнейшему маршу. И Тридцать Седьмой Болотный полк покинул «Помойную Яму» на максимально возможной скорости. А что? А то, что вон просветы на небе намечаются, так что надо всё успеть, пока погода нелётная.
Аргат
Ведомство Политического Управления
575 год
Весна
4 декада
10 день
…Здесь всё было серым. Пол, потолок, стены, откидная койка и такой же столик у изголовья, даже раковина с принудительно капающим краном, который ни открыть, ни закрыть, и собирающейся у стока пригоршни воды. Тоже серой, потому что прозрачная. И вместо унитаза серая дырка в сером полу с принудительным смывом. И даже посуда из какого-то серого пластика, и еда, и питьё непонятного состава и неприятного серо-бурого цвета. И одежда — цельнокроеная рубаха без швов и завязок, не длинная и не короткая — до колен.
Но зато, в отличие от того, сверкающего белым кафелем и полированным металлом страшного кабинета, из-за стен не доносились крики. Здесь господствовала тишина. Только звуки: постоянно капающего крана и редкого журчания в полу — единственные, нарушающие, нет дополняющие мёртвую, не враждебную, а равнодушную тишину. Со-Инн-Рию пробовала говорить сама с собой, читать вслух стихи, даже кричать и проклинать. Ничего и никак не менялось, а собственный голос начинал казаться чужим, неприятным. И она стала молчать.
Время от времени выключался и включался свет, что означало время сна и бодрствования. Со-Инн-Рию догадывалась, что с реальными днём и ночью это никак не коррелируется. Но спросить, уточнить свою догадку было не у кого. Так же время от времени в двери откидывалась полка, на которой стояли миска с едой и стакан с питьём. Скудный неизменный паёк, опять же не дающий никакой информации о времени. Опустошённую посуду следовало поставить на ту же полку. Какое-то время она стояла, а потом полка поднималась, сливаясь с дверью. Подобный механизм, только там было полное вращение по горизонтали, она видела ещё в детстве, когда как-то их — для расширения кругозора — возили на ферму, где выращивались разные зверьки на мех и мясо. Там их так кормили, чтобы не открывать клетки и не создавать ненужных привязанностей конкретных особей к конкретным служителям. И вот она сама попала… в особи. Полная беспомощность и беззащитность. И неизвестность.