Сам момент пленения вспоминался со жгучим чувством стыда. Её — боевого офицера — скрутили как… как городская шпана деревенскую девчонку. Подлое нападение, сзади, со спины… О том, что падение дерева, так точно перегородившее дорогу перед машиной, было не случайным, она старалась не думать, хотя… не исключено, но… да, засада примитивная, но и такая слишком сложна для аборигенов, тупой, нет, неразумной болотной плесени. А волчий вой вплотную за спиной… нет, это вполне объяснимо, волки во время войны — падальщики, потому что зачем охотиться, когда и так полно трупов. Ну да, нужно было развернуться и стрелять, а она… нет, она не шарахнулась, а отшагнула, чтобы… именно, чтобы стрелять, ну, споткнулась, ну…
Со-Инн-Рию передёрнула плечами, будто пыталась стряхнуть наваливающуюся тяжесть. Да, самого… страшного не произошло, но… Чужие грубые руки рвут застёжки мундира, добираются до белья… и останавливаются на сумке с пакетом… К удаче или к беде, что дикари отвлеклись на пакет и родовой знак и, сорвав их, не продолжили…
Она снова передёрнула плечами. Дальнейшее было в темноте с редкими просветами. …Землянка, сначала забитая, нет, не людьми, а теми же аборигенами, но в форме. Потом осталось трое… Ургоры… Офицер… кажется… да, майор… И двое рядовых. Мальчишка, с насмешливой жестокостью показавший ей свою ладонь с клеймом спецвойск, и, если бы не офицер, останавливающий его, чтобы дать ей ответить на вопрос, этот садист пытал бы её ни о чём не спрашивая и не слушая ответов, а для своего удовольствия. И красавец-аристократ, говоривший на согайнском с изысканной старомодной вежливостью превосходства, оскорбительной вежливостью… это взбесило её, и она сорвалась, крикнула ему в лицо, кто она и каково её место в славном могущественном роду, а он… снисходительно улыбнулся и небрежно бросил: «Это уже неважно». И с его происхождением, а она знает, читала, смотрела портреты, королевская кровь, да, и только рядовой, или, да нет, скорее всего переоделся для допроса, для ещё большего унижения, даже оскорбления. И даже кружок на лбу как у аборигенов нарисовал, ремешок надел на шею, как будто… нет, это, конечно, тоже для маскировки. Жалкий трус, как… как все ургоры, притворщики и лицемеры, предатели, предадут всё и всех ради…
А потом… потом только хуже. И страшнее. И это лучше не вспоминать. И не думать. Потому что после всего, что было, после всего сказанного ею, а она рассказала всё. Всё о себе, о семье, о своей «хищнице». Её даже особо и не спрашивали. Она говорила сама. Потому что стоило ей замолчать, как… нет, об этом нельзя, слишком страшно. И больно. Она разболтала. Всё. И что знала, и о чём только догадывалась. Она… она — предатель. Предала и всё и всех. А предатель должен умереть. Согайн не может быть предателем. И попав в руки врага, должен умереть. А она… И что теперь? После этого, ей остаётся одно — разбить голову о стену. Потому что повеситься ей не на чем, застрелиться не из чего, а уморить себя голодом… нет, она не хочет долго умирать, и вообще не хочет умирать. И… и для чего-то же её до сих пор не убили. Для чего-то она им нужна, а значит… нет, об этом тоже не стоит думать и изводить себя.
Со-Инн-Рию заставила себя встать посередине камеры и выполнить несколько махов руками и ногами, сделать пять приседаний. Раз она решила выжить, то решение надо претворять в жизнь. Надо действовать и спокойно обдумать. План мести. Кому? Да всем. И не жалеть. Ни себя, ни — тем более — других. Надо ненавидеть. Ненависть спасает, а жалость губит.
Согайя
Согле
Дворцовый комплекс
Апартаменты Первого Меча Согайи
Хочешь сделать хорошо — делай сам. Но и сам тогда отвечай за всё. Да, ты — голова. Ты придумал, обдумал, решил. Но делают руки. А вот руки — это другие. Подчинённые, союзники, сторонники. А у них, к сожалению, свои головы. И всего во всех деталях им знать не надо. И начинаются отклонения, неувязки, нестыковки и прочее. И любая мелочь может подставить, привести к провалу всей операции.
Первый Меч Согайи завершил традиционную, почти ритуальную тренировку мечевого боя, кивком поблагодарил своих тренера и помощника-партнёра, поцеловал старинный родовой меч и отдал его бесшумно возникшему оруженосцу.