— Сделала, — выдохнула Мокошиха.
Она выпрямилась и сняла височные кольца с ажурными слабо звякнувшими шариками. Зажглась лампочка под потолком и Мокошиха коротким выдохом погасила огонёк в плошке. Стало видно, что чёрная жидкость выгорела до конца, в бутылку слить нечего, и вода в деревянной чашке тоже вся выкипела, только на дне пара капель, которые сразу высохли. Мокошиха забрала обе плошки со стола и отошла к своему узлу, повозилась, укладывая, и вернулась на своё место.
— Крепкий парень.
— Да уж, — согласилась Нянька. — Таких бы нам…
— Цыц, — строго остановила её Мокошиха, — он ещё до места не дошёл.
Лес внезапно расступился перед ним, открывая маленькую поляну и… что это? Изба? Нет, избы другие, а это… дзот? Но почему крыша углом, и амбразур не видно? Он ещё удивлялся и думал, а ноги его, как сами по себе, уже несли через поляну к жилью. Да, что бы там ни было, это жильё, человеческое жильё.
На остатках сил и сознания он добрёл, а может, и дополз до вросшей до половины в землю избы, всем телом навалился на дверь. Она поддалась, и он ввалился внутрь, скатился по нескольким ступеням к печке с жарко пылавшим в топке красно-жёлтым пламенем над потрескивающими дровами.
— Вот и дошёл, — сказал над ним женский голос.
— Пить, — попросил он.
Какая-то женщина склонилась над ним и прижала к губам край… вроде как рюмки. Он ещё успел удивиться, откуда здесь в лесной чащобе рюмка, жадно глотая приятно жгучую жидкость и окончательно проваливаясь в черноту забытья.
Напоив его, Нянька озабоченно посмотрела на просвет бутылку, проверяя, сколько осталось коньяка.
— Обойдусь, — отмахнулась Мокошиха. — Наговорённая полотнянка есть ещё?
— Как не быть, — ответила Нянька, ставя бутылку и рюмку на тумбочку у его изголовья. — Пропотеет когда, водкой разотрём и переоденем. Ты пойди ко мне, повались на часок.
Грибаток на них уже не было. За дверью послышались чьи-то осторожные, но не крадущиеся шаги.
— Сивко к скотине пошёл, — пояснила Нянька.
— Дельный мужик, — согласилась Мокошиха. — Справишься одна?
— Бабы уже встали, — ответила Нянька. Мокошиха зевнула, пришлёпнув себе рот ладонью.
— И впрямь пойду прилягу. Позавтракаю со всеми и пойду.
— По свету пойдёшь? — удивилась Нянька.
— А и чо тут такого? — лукаво удивилась Мокошиха.
Они обе негромко рассмеялись и посмотрели на него. Рыжий лежал неподвижно, на спине, но повернув голову и прижавшись щекой к подушке. Лицо влажно блестело от выступившего пота, и дышал он тяжело, жарко, но это уже был обычный жар. Мокошиха легко подхватила свой узелок и вышла.
— И вам утро доброе, — донёсся из коридора её спокойный голос.
Нянька оправила на нём одеяло, подоткнув под ноги и с боков, пощупала влажный горячий лоб. Он шевельнул обмётанными губами, но глаз не открыл.
— Ну и спи себе, — погладила спутанные влажные пряди Нянька, — во сне болезнь уходит.
— Ну да, Старшая Мать, — вошла в повалушу Большуха. — Как он?
— Горит ещё, — ответила Нянька. — Посиди с ним, а я сейчас. На кухне кто?
— Цветна с Красавой. Вот хотим Мокошихе, раз уж она здесь, Орешка показать.
— А отчего ж и нет, — согласилась Нянька, пряча под платок бутылку с коньяком и выходя из повалуши.
Оставшись одна, Большуха огляделась. Надо будет вещи Рыжего достать и повесить, и сундучки его оба достать. Плох был, понятное дело, трупом лежал, а сейчас уже видно, что оклемается. В дверь заглянула Красава.
— Ну, как он?
— Живой, — ответила Большуха, проверяя, не расшатались ли вбитые в стену для одежды гвозди.
— О Лутошке говорил чего? Большуха фыркнула.
— Не видишь что ли, горит мужик, очунеется когда, скажет. Красава вздохнула, разглядывая тяжело дышавшего во сне Рыжего.
— Напрочь мужика ухайдакали.
— А ну не каркай, — вошла в повалушу Нянька. — Живой, значит, встанет.
— Вчера-то…
— Вчера оно вчера и было. Работать ступайте. Большуха, пригляди там.
— А как же. Мокошиха-то с нами сядет?
— А с кем ещё? Что там для неё, я приготовила. Сама не смогу, ты отдашь.
В приоткрытую дверь заглянула Трёпка. На неё тихо цыкнули в три голоса, и она исчезла, даже рта не открыв.
Выпроводив Большуху с Красавой, Нянька снова села на своё место у его постели. Вгляделась во влажно блестящее от выступившего пота лицо и улыбнулась.