— А здорово как на мороз завернуло.
— Да, не упомню такого.
— Деревья не полопаются?
— Да нет, укрыты.
— Ежели не спадёт, почки повымерзнут.
— Без яблок останемся.
Уже не спеша доели, выпили, блаженно вздыхая и отдуваясь, горячего сладкого чаю, женщины убрали со стола посуду, и Большуха выставила мужикам черепок под окурки, а то куда их в такой мороз на двор гнать, пусть уж тут смолят.
Перед Гаором Большуха положила пачку сигарет и зажигалку. Он поблагодарил кивком и закурил. Сразу закружилась голова, но после второй затяжки в глазах прояснело.
— А здорово тебя, паря, прижало, — пыхнул дымом Тумак. — Думали, всё, кранты. Гаор невесело усмехнулся.
— Я тоже так думал.
Он встретился с кричащим взглядом Красавы и ответил на её безмолвный вопрос.
— Разлучили нас на торгах. До последнего парой шли. Уже цена окончательная и тут… морда гладкая влезла. Пара разбита, — Гаор глубоко затянулся и тут же выдохнул дым. — И всё.
Его слушали молча, ни о чём не спрашивая. И он, понимая, что надо сказать самому, убеждённо, не успокаивая Красаву, а от души, сказал:
— Повезло Лутошке.
— Что, знаешь, куда его? — негромко спросил Чубарь. Гаор мотнул головой.
— Нет, но… куда б ни попал, ему лучше.
— А чо? — осторожно спросил Сизарь. — Так уж там тебе и солоно пришлось? Гаор снова усмехнулся.
— И паёк большой, и постель мягкая, а жизнь тошная. Усмехнулся и Тумак.
— Это тебе постель нажгла?
— Да нет, — Гаор сам не ждал, что сможет так просто говорить, — это на Новый год, ну, как встретишь, так и проживёшь, вот он и… потешился, чтоб весь год таким был.
— Так прям и ни за что?! — ахнула Цветна. Гаор кивнул.
— Это у них весельем считается, по праздникам травли устраивали, ну, людей собаками травили, — и, переждав общий испуганно-возмущённый гомон, продолжил: — Это ещё ничего, а вот что всё нашенское под запретом, вот это тяжело.
— Это… Это ж как?! — возмущённо изумились сидящие за столом.
— Как, как?! — врезался вдруг Лузга, — А просто! Забыли, что ль, как князей нашенских, веру нашу…
— А ну, прикуси язык, — не дала ему закончить Нянька. — Ишь, разгоготались гусями. Сволочей да нелюдей везде хватает.
Как всегда её слово было последним и решающим. Да и поздно уже. Вместе со всеми встал из-за стола, загасив в черепке окурок, и Гаор. Всё обошлось, пока обошлось. И уже в повалуше, лёжа под одеялом, он успел подумать, что, похоже, и Лузга знает много из запретного и потаённого, так что надо будет порасспросить его в удобное время. Зачем это ему, Гаор не задумывался, просто ясное и спокойное осознание необходимого и должного.
Ох, уж эти поселковые няньки. Неграмотные, малоцивилизованные, бестолковые, так и не выучившиеся чисто говорить по-дуггурски и мудрые… куда до них храмовым прорицателям. Ведь опять права оказалась. Загад не бывает богат. Как ни продумывай, как ни учитывай и ни просчитывай, а всё равно. Хоть что-нибудь да упустишь. Мелочь, пустяковину, хреновинку. Но она-то и сорвёт тебе всю продуманную и просчитанную операцию. И приложит тебя, как любят говорить наши друзья алеманы, мордой об стол. Интересно, но почему-то у алеманов именно это простое и не очень травмоопасное действие считается высшим унижением. Кто-то из внешников даже как-то рассказывал, что взяли одного алемана в работу, а он упёрся и ни в какую и ничего не действует, а пообещали мордой об стол приложить, так сразу и сломался, и раскололся, и сотрудничать стал. Правда, трёп в курилке нельзя считать абсолютно достоверным источником, но в каждом анекдоте есть здравое, а потому ценное зерно.
Венн допил коньяк и немедленно заново наполнил рюмку. Сегодня ему очень хотелось напиться. Но и тут не везло. Странно, но почему-то не пьянеешь именно тогда, когда это допустимо, желательно и даже необходимо. Изобразить опьянение — без проблем, любую стадию и в любой форме, а когда это нужно не для работы, а тебе самому, то каждый глоток и каждая рюмка почему-то оказывают исключительно отрезвляющее действие. Ну, и не будем спорить с природой, себе же боком выйдет. Тоже Нянька любила повторять, что самому себя насиловать не нужно, коли приспичило, желающие всегда найдутся. Итак, подведём итог. Операция осуществлена, но провалена. Или провалена, но осуществлена? Перемена слов местами, в отличие от слагаемых сумму, то есть смысл меняет и весьма.