— Малого своего этим тогда отпаивала?
— Ну да, ещё от евонного деда знаю. Тот тоже был… с характером.
— Помню, — улыбнулась воспоминаниям Мокошиха, — но понятливый. Ну, давай, придержим хоть малость, чтоб не так быстро бежал.
— Ты дорогу запоминай, — попросила Нянька, — а то ведь… заплутаем, не ровён час.
— Нет, — строго покачала головой Мокошиха, — по этой дороге возврата нет, если и будем выводить, то по другой. Нянька вздохнула.
— Как знашь.
Мокошиха достала из лежащего у стены узла маленькую глиняную плошку, налила в неё тягучей как масло, но тёмной, почти чёрной жидкости из маленькой тоже глиняной бутылки, поставила плошку на тумбочку у изголовья и спрятала бутылку. Нянька кивнула. И почти одновременно в плошке засветился жёлтый огонёк и погас верхний, электрический свет. Теперь они сидели молча и неподвижно. Чуть потрескивал огонёк в плошке, и его отсветы играли на их грибатках.
…Падение прекратилось так внезапно, что он даже удивился, ощутив вдруг удар о холодную твердь. Как с парашютом — успел он подумать, падая набок и почему-то в темноту…
Мигнув, громко затрещал огонёк в плошке, но тут же пламя выровнялось, правда, став чуть красноватым.
…Темнота была прозрачной. Да, не серая пустота, не слепящая белизна, а темнота. Где он? Он лежит на твёрдом гладком и холодном. Что это? Это… он осторожно повёл руками, ощупывая… что? Похоже, лёд. Лёд? Страшная догадка мгновенно обдала тело ознобом, собрав кожу пупырышками. Коцит?! Мрак вечного Огня, ледяное озеро клятвопреступников, отце— и братоубийц, палачей… Так оно… оно есть?! И это его судьба?! «Огонь Великий, — беззвучно шевельнул он губами, — за что?» И ответный хохот, оглушительно грянувший со всех сторон.
— Он не знает!
— Он не помнит!
— Он ещё спрашивает!
Они смеялись над ним, хохотали. Медленно, с трудом, он перевернулся на живот, подтянул под себя руки и, как когда-то в пресс-камере, оттолкнулся, отжался от холодной тверди, и встал. На четвереньки, на колени, во весь рост. Огляделся. Прозрачная темнота вокруг, прозрачный чёрный лёд под ногами. Сквозь черноту смутно просвечивали какие-то голые фигуры. Их было много, они лежали, сидели, стояли, там, в толще льда, теряясь в его глубинах. И они видели его сквозь лёд, гримасничая, строя рожи, хохотали над ним.
— Кто там?
— Ещё один Юрденал.
— Слышали, Юрденалы? Принимайте родича!
— Он полукровка!
— Но достоин Коцита!
Он слышал их голоса и смех. Они были повсюду, со всех сторон. Он со стоном заставил себя поднять руки и зажать уши. Но голоса продолжали звучать где-то внутри, под черепом. Он шёл по гладкому чёрному льду, по их гримасничающим кривляющимся лицам, а вокруг чёрная прозрачная темнота и голоса, и смех…
— Дошёл? — встрепенулась Мокошиха и подалась вперёд.
— Ох ты, — Нянька досадливо покачала головой. — Ну и занесло ж его.
— Совсем чужое место, — недоумевала Мокошиха, — не место ему там, и как попал? Нянька вздохнула.
— Он говорил, отец у него… вот по крови и дорога вышла.
— Нехорошо, — покачала головой Мокошиха, — не хватит силы нашей, боюсь. Там чужие силы, не отдадут его.
— Попробуем? — предложила Нянька.
— Надо, — вздохнула Мокошиха, — нельзя им победу давать, — и заговорила тихим монотонным речитативом. — Матери-миродержицы, Матери-владычицы, вас зовём, вы одни опора нам…
— Матери набольшие, — вступила Нянька, — Мать-Вода, Мать-Земля, Мать-Луна, силы земные и небесные вам подвластны, вас зовём, вас о помощи просим…
Затрещал, взметнулся красными искрами огонёк в плошке и снова припал к чёрной ровной глади, стал маленьким и ровным.
— Ох, Рыжий, — вздохнула Нянька, — угораздило же тебя крови своей поддаться.
— Совсем чужое место, — вздохнула и Мокошиха. — Матерям чужое, нету у них там силы.
— Ну, давай ещё, — попросила Нянька, — нельзя, чтоб пересилили Матерей.
— А то не знаю, — сердито отмахнулась Мокошиха. — Да Золотой Князь на отдыхе, тёмное время сейчас.
— Не его время, — кивнула Нянька, — а Ветер звать не с руки, закрыто всё. Ну, давай ещё. И они снова зашептали, зовя Матерей и Судьбу-сестру.
…Он брёл по чёрному гладкому и холодному льду, из-под которого скалились лица, неразличимые, странно знакомые. Сколько же их?
— Зря ты это.
Он вздрогнул и обернулся. Голый, чёрно-прозрачный человек, сидел на ледяной и тоже чёрной прозрачной глыбе в трёх шагах от него и разглядывал его жгуче чёрными, холодно блестящими глазами.