Командовал построением, как всегда, Гархем. Пересчёт, обыск, и вот, наконец, Гаор бежит вниз по гулкой лестнице.
В спальне толкотня, озабоченная, но не злая ругань.
– …быстрее…
– …не тяни…
– … куд-ды лезешь…
– … да не копайтесь, чтоб вас…
Срываются, и не вешаются, а кидаются на крючки комбинезоны, летят ботинки, торопливо, на бегу натягиваются штаны и рубашки.
– В белье матери в столовую не разрешают заходить, – на ходу объяснял Гаору Полоша, застёгивая рубашку, – в спальне как хошь ходи, хоть кожу сымай, а в колидор и в столовку оденься, хоть на голое, а чтоб штаны и рубаха были.
Гаор кивнул, натягивая чуньки. Пока Полоша всё это ему рассказывал, он успел переодеться.
И в столовой весёлый нетерпеливый шум. Матери быстро разливали суп и раздавали миски. Обычно в обед начинали есть сразу, как свою миску получил, а ждали всех в ужин, но сегодня обед «шабашный», после него отдых, и потому ждали, чтобы начать всем сразу. И хотя выдача ещё только будет, уже сейчас сговаривались, кто кому сколько и за что отдаст.
– Рыжий, – спросил Зайча, когда уже начали хлебать суп, – ты должен кому?
– Должен, – кивнул Гаор. – Мастаку за гребень.
– Не подождёт он с тебя?
– А что? – ответил вопросом Гаор, с интересом ожидая продолжения.
– Да перехватить я хотел у тебя, – признался Зайча, – я тут сговорился с одной, конфет обещал, а получается, что не хватат.
Гаор усмехнулся. Знакомая история: в училище случалось, они вовсе вскладчину уговаривались. Были знакомые проститутки, что делали курсантам с солдатского отделения скидку, даже они знали, что в общевойсковом, да ещё на солдатском курсант самый голодный и бедный.
– Нет, – ответил Гаор, – я ещё и не знаю, сколько получу. Может всё отдать придётся.
– Сигаретами добавишь, – не отступил Зайча. – Мастак в пересчёт возьмет.
– А сам что курить буду? – сразу ответил Гаор.
От одной мысли о сигаретах голова крýгом пошла, ведь он… полторы декады на обработке и в отстойнике, да здесь не меньше декады, это почти три декады не курил, да он на фронте столько без сигарет не сидел. А пачка на две декады… двадцать шесть штук на двадцать дней, это… шесть дней по две сигареты, и четырнадцать по одной. Если через день, то он к следующей выдаче без особого напряга уложится. Каждый день курить будет!
– А ты куришь? – удивился Зайча.
– Я что, не живой? – даже обиделся Гаор, жуя кашу.
– А чего ж не занял ни у кого?
– А отдавать чем? Перетерпел, – буркнул, принимаясь за кисель, Гаор.
Зайча с уважением посмотрел на него.
– Это ты так могёшь? Ну, даёшь, паря. Где так выучился?
– На фронте, – ответил Гаор, сыто отдуваясь и переворачивая кружку, как положено, дном кверху.
Все встали, поблагодарили Мать и вышли в коридор. Но по спальням, как в обычный вечер, расходиться не стали, толкались тут же. Гаору сразу в несколько голосов объясняли, что выдача в надзирательской. Гархем говорит, кому сколько, а надзиратель выдаёт.
– Тут тебе сразу полный расчёт, паря.
– Ага, и выдача, и вычеты…
– И «по мягкому» если, то тут же…
– И «горячих» тоже сразу выдадут.
– Это как? – настороженно спросил Гаор.
– Ну, надзиратель сам бить не стал, своему старшему или сразу Гархему доложил, а тот уж решает, чего тебе и сколько за нарушение.
– «По мягкому», это ложись без штанов, и по заднице тебе дубинкой.
– Это ещё ничего.
– А «горячие», это рубашку задираешь, штаны тоже книзу и становись.
– Тебя так тот ставил.
– А бьют и по спине, и по заднице.
– Это уж как им захочется.
– Или как Гархем скажет.
– Сам он только по морде тебе смажет если что.
– Смажет, сказанул тоже! Раз даст, вся морда опухлая.
– А смотри, ладонь-то у него мягкая…
– Потому и зубы у тебя на месте. А вот зальный наш бьёт, кровью потом плюёшься.
Получив столь ценную информацию, Гаор понял, насколько ему повезло в первый день. А тут ещё Старший, проходя мимо, бросил:
– Чуньки сними, привязаться могут.
Гаор бросился в спальню.
В пустой спальне голый Махотка упоённо барахтался на своей койке с затащенной им, наконец, и столь же упоённо теперь повизгивающей голой девчонкой. Появление Гаора застало их врасплох.
– Приспичило тебе, Рыжий?! – плачущим голосом заорал Махотка.
– Приспичило тебе, – ответил Гаор, проходя к своей койке и быстро разуваясь, – а мне по хрену.
Девчонка сначала весьма убедительно завизжала, будто от страха, а потом спросила из-за спины севшего на койке Махотки.
– Рыжий, а тебе чо, совсем не интересно?
– А я и не такое видел, – ответил Гаор, уже выходя из спальни.
Видеть он, и правда, всякое видел, и не Махотке его чем-то удивить или смутить, а сейчас его гораздо больше интересовала выдача фишек, сигарет и, как оказалось, «по мягкому» и «горячих».