На мой вопрос о причине его нервного состояния, КГБшник рассказал, что организаторы Игр забыли уведомить их о том, что Олимпийский Мишка будет летающим. Попало многим. И ко мне он пришел заранее, опасаясь, что я тоже могу выкинуть какой-нибудь сюрприз.
Ничего такого я не планировал. Вообще, старался вести себя максимально открыто.
Сотрудники КГБ оценили мою лояльность, и не создавали лишних проблем. Более того, два раза помогли купить билет на соревнования. Предлагали бесплатный, но я решительно отказался. Короче, общий язык мы нашли. Вот и сейчас, я без утайки рассказал куда собираюсь. Правда то, что считаю Яриных родственниками, я не сказал. Просто игрой слов навел безопасника на мысль, что мой выбор деревни случаен.
И вот, я сижу в вагоне поезда, и еду на Урал. Можно было выбрать самолёт, и оказаться на месте раз в десять быстрее, но мне хотелось почувствовать дух советского союза. То, что я родился до его развала, ничего не значит, так как эта беда случилась когда мне было всего три года. Теперь же я мог полноценно ощутить настроения людей, их уверенность в завтрашнем дне. Не подозревающих о том, что все может пойти кувырком по воле горстки властолюбцев. Мне было легко среди них, хоть я и вырос в девяностые, но по большей части это произошло в деревне, как правило более инертной в плане изменения человеческих отношений. Соседи по плацкарту угощали меня варёной курицей и домашними заготовками. Я, в ответ на это, достал из сумки с н/з, колбасу, купленную ещё в Британии. Пили мы легкий сидр, а от предложенной водки отказался. На всякий случай, тонким ментальным посылом, убрал желание выпить и у предложившего. Наверное, он потом нажрется в двойне, но сейчас мне тут пьянка не нужна. Вот так, под разговоры, а потом и песни, прошёл вечер в поезде.
На следующий день люди были поспокойнее. Хоть и без совместного застолья не обошлось, но вчерашнего ажиотажа, от встречи с настоящим англичанином, не было. Я рассказывал попутчикам про жизнь за рубежом, стараясь объективно сравнивать жизнь столь разных миров.
— Вы здесь, в Союзе, живёте словно в теплице. За вами ухаживают, поливают и удобряют. Но стоит кому-то из вас оказаться за границей, то большинство окажутся на обочине жизни. Там надо бороться за всё. И в детском саду, где ты не интересен воспитателям, если у твоих родителей мало денег. Так и в школе, приходиться избегать внимания богатеньких, которые могут по прихоти обидеть, а если дашь задачи, то сам окажешься виноватым. Университет мало чем отличается по нравам. Талантливого учёного на западе с радостью возьмут на работу, и будут платить хорошую зарплату, но взамен надо подписать кабальный контракт, по условиям которого все результаты его работы с легкостью будут изъяты в пользу работодателя. Простой трудяга тоже может найти свое место, но жильё ему никто не выдаст, его надо купить за немалую сумму. За доступность потребительских товаров, надо платить платной медициной. Весь глянец западной жизни доступен ограниченному кругу людей, и в него не войти человеку со стороны. Даже ваши диссиденты, сбежавшие от отсюда, могут появиться в том круге лишь временно, и в роли развлечения.
Моя речь была насквозь просоветской, и этого не могли не заметить.
— Вы, как будто, читаете речь политработника.
— Возможно. Я не утверждаю, что там невозможно жить. Проблема в том, что средний советский человек не приспособлен к жизни в капиталистическом обществе. Конечно, за год другой он привыкнет, но чего это ему будет стоить? Особенно семейному. Ведь там нет таких человеческих отношений как у вас, и люди склонны не доверять друг другу. На самом деле, мне кажется, что ваше правительство делает ошибку запрещая выезд за границу. То, что простые граждане могут там увидеть красивую жизнь и большой выбор в магазинах, ничуть их не оправдывает. Могли бы и у себя похоже устроить.
Дискуссия в поезде не заканчивалась вплоть до моей высадки. Время было вечернее, но я направился не в гостиницу, а в аэропорт. Ещё в Москве я узнал, что самолет до ближайшего к деревне деда аэропорта будет через полтора часа, после прибытия поезда. Значит на такси я вполне успею.
Свежеокрашенный АН-2, за час с небольшим, домчал меня и ещё несколько человек до районного центра. Маршрут вел на запад, я вообще, мог выйти из поезда в нужном райцентре, но для конспирации пришлось делать лишние перемещения. А вот от райцентра было сложнее. Ехать на ночь глядя в деревню не стоило, а значит предстояло заночевать в городке.
Впрочем, гостиница оказалась вполне приличной, и ночь прошла спокойно. А с раннего утра, я, с помощью администратора гостиницы, заказал такси до нужной деревни. Ехать предстояло часа полтора.
Вот и деревня, в которой я вырос, в которой провел свои первые семнадцать лет. Не считая короткие промежутки проживания в городе, куда меня пыталась вытянуть мать, когда, очередной раз, находила любовь всей своей жизни. Сейчас, знакомая с детства улица смотрелась совершенно по-другому. Вроде бы, большинство домов те же, и легко узнавались, но отличий было много. Начиная с грунтовой дороги, вместо щебёночной, и тополей, которых не было в девяностые, заканчивая надвратными навесами у большинства дворов и общим, более свежим видом.
От увиденного, как-то сразу защемило в груди, всё же давно я не был в родной деревне. А здесь всё дышало моим детством. Хотелось с радостным гиканьем пробежаться до речки и вдоволь накупаться. А потом залезть на черемуху в саду деда, поесть чёрных ягод, смачно сплевывая косточки, стараясь попасть по дну ведра сушащегося на заборе.
Я с удовольствием вдохнул сельского воздуха, наполненного запахом зрелых трав и конских яблок.
Хорошо!
Где остановиться на проживание я придумал давно. Да что тут думать, если через дом от нашего двора жила баба Маня, у которой, как рассказывал дед, постоянно снимали комнату разные приезжие. Такие как проверяющие работу колхоза, или преподаватели сопровождающие студентов на работы по уборке урожая.
Конечно, можно было бы сразу приехать к ней, но мне не хотелось, чтобы у КГБ появились лишние подозрения от моей осведомленности о деревне. Поэтому такси остановилось у конторы председателя колхоза. Этот человек имел на селе наибольшую власть, даже больше участкового, и знал обо всех значимых людях в подотчетной территории и вокруг. Поэтому добыть у него адреса домов, где мне могли предоставить комнату, получилось без труда. На удивление, таких было шесть, а баба Маня проживала в третьем.
Посетив, для вида, один дом, я постучался в нужные ворота. Со двора истошно залаяла собака, судя по голосу — мелкая. Не люблю таких брехливых шавок, но придется сдружиться.
Ворота открыла приятная дама, лет сорока пяти. Простое домашнее платье, передник и косынка, завязанная сзади, ничуть не умаляли её стать. Прямой взгляд карих глаз, казалось видит меня насквозь. Лица бабы Мани я не помнил, но по осанке смело предположил, что вижу именно её.
— Мария Федоровна?
— Да, это я, — кивнула женщина. — Вы что-то хотели?
— Здравствуйте! Меня зовут Алекс Портер. Я хочу снять у вас комнату на некоторое время. Председатель сказал, что вы сдаете, надеюсь она свободна?
— Добрый день, Алекс. Проходите, — пропустила она меня. — Комната свободна. Если не секрет, откуда вы?
— Оу, совсем не секрет. Я из Лондона. Великобритании.
— А, понятно. Вас немцы бомбили в ту войну.
— Ну да. Вся родня моей мамы погибла тогда. А с младшим братом, чудом спасшимся, они встретились, когда уже я на свет появился.
— Соболезную. Много горя фашисты принесли.
— Вашей-то стране досталось больше всех.
— Действительно, — согласилась Мария Федоровна, и, видимо решив сменить тему, спросила: — Вы давно кушали?
— Завтракал. Ещё в гостинице.
— Ну, тогда не помешает слегка перекусить.