Выбрать главу

Навестив Мюи, занятую детьми, я спустился в кухню и принялся холостяковать. Что делает неженатый мужик, спасающийся от голода? Правильно — жарит. Я разогрел плиту на углях, поставил сковороду. Кинул мелкие ломтики свиного сала, нарезал колечки лука, куски свинины, картошки. Стоял, перемешивая на сковородке, и напряжённо думал, что предпринять в первую очередь.

На запах пришла Настя, втягивая воздух носом словно гончая.

— От жареного лука у всех в замке слюни текут.

Я перевернул холостяцкую смесь, посолил и принялся заливать в неё яйца.

— Тут на всю семью хватит. На шестерых. Вот только укропа добавлю. Будешь?

Она взяла укроп, ополоснула, отделила стебли. Приготовила мелкие веточки. Когда отдавала мне, наши руки на миг соприкоснулись.

— Георгий! А той жизни, которую ты мне стёр, мы вообще не были близки?

— Раз позволила сводить тебя в кино в гарнизонный кинотеатр. Когда народу надоели видики, захотелось снова увидеть большой экран. Пытался обнять тебя за плечи, ты отстранилась. Вот и всё свидание. А я неделю как на крыльях носился. Чумной от счастья. Чуть картер от ЗиЛа на ногу себе не уронил, не мог сосредоточиться, мысли только о тебе… Потом сказала: нет, приличной девушке нужен офицер с перспективой. Я не котируюсь.

— Гордая была, да? Совсем не помню… Что тогда произошло в роще Веруна?

— Тебе же ма рассказала.

— Хотелось услышать от тебя.

Она стащила со сковороды кусок кончиком ножа и положила на хлеб. Откусив, аж замурчала от удовольствия. И правда — проголодалась.

— До этого мы случайно встретились, я менял взятое здесь золото на рубли, за них покупал серебро. Ты сообщила, что с офицером у тебя не сложилось. Предложила начать заново. Но я уже был с Мюи.

— Хороший выбор.

Насмехается или правду говорит? Я продолжил:

— Потом появилась в рощё Веруна в компании двух странных типов — цыгана Михаила и бандита Артура. Михаил пробовал в меня выстрелить, но ковбой Марльборо оказался быстрее. Артур исчез. Ты пыталась прельстить меня сладкими перспективами. Увидев, что не поддаюсь, подхватила с земли пистолет Михаила и пыталась в меня пальнуть. Согласен — моя вина. Надо было прибрать ствол сразу же. В тебя стрелять не стал.

— Но почему семь? Целых семь лет!

— Цифра хорошая, счастливая. Прости, не знаю. Времени на раздумья — четверть секунды. Не убивать же. Когда-то я тебя любил.

— А тогда просто сплавил к Клаю.

— Не сплавил. Просто он, увидев тебя, вцепился как клещ. Ты — его суженая. Ваши узы скреплены дыханием Моуи. И прочие дебильные, но непробиваемые аргументы.

— Хоть понимаешь ужас, в котором я оказалась?

— Понимаю. Поэтому не удивлён, что в спальне ты не сразу опустила «Макаров».

— Если бы выстрелила, это была бы самая большая глупость в моей жизни. В общем… я не держу на тебя зла, Гоша. Что случилось — то случилось.

— Я слышал, как ты отделала Саюра, когда он лез к Мюи. Спасибо… тёща.

Она рассмеялась.

— Готова твоя стряпня! Зятёк… Давай накрою прямо здесь. А ты пока созывай.

— Хорошо. Только не слопай половину.

Мюи, наверно, вскипела бы от ревности, увидев нас вдвоём, мирно беседующими. Или нет? Вроде бы уже начала понимать. Но кто их знает, этих женщин?

Мне же ещё с мужчинами предстоит разбираться. Не вникая в душевные тонкости.

Глава 26

В ночной тиши дворца Номинорр маркглей Айюрр услышал странный шорох. Проснулся и выругался. После пятидесяти он спал чутко, нервно. Отселил жену в отдельную спальню. Наказал часовым ходить на цыпочках. Кто посмел?!

Шорох повторился. Потом раздался звук падающего тела.

Дверь распахнулась. В спальню вошли двое. Ступали они тихо, но шли ровно, не крадучись.

Айюрр схватил правой рукой кинжал. Левой потянул за верёвочку, ведущую к колокольчику за стеной. Шнурок поддался без малейшего сопротивления, оборванный или обрезанный кем-то.

От руки одного из вошедших в лицо ударил луч света. Странный, бело-холодный, не похожий ничуть на свет масляной лампы.

— Звонок отрезан. Стража на этаже мертва или не у дел, — произнёс до странности знакомый голос. — Не шевелись и, быть может, договоримся.

Человек осветил себя. Айюрр выпустил кинжал из руки. Перед ним стоял тот, кого он меньше всего хотел бы видеть не только в своей спальне, но и вообще в списке живых.