— Что стоите, дети пырха! Король приказал вести меня к нему? Заставляете его ждать? Бего-о-ом!!!
Они переглянулись. Ни один не помнил ни такого приказа, ни даже из-за чего они очутились в подвале. Продолжая оставаться в роли прапорщика Василия, я растолкал их, обозвав «коровами беременными». Что-то ещё, вроде стоят и не телятся, а Отечество в опасности. Не помню точно, хоть мне Биб память не подтирал.
Бегом наверх. Вода уже не капает, но мокрый. Метод один и тот же: оглушить каждого встречного-поперечного короткой амнезией, наорать, заодно выспросить направление к королевским покоям.
Выяснилось по пути: он не спит. Заперся с полудюжиной самых близких антов и что-то соображает на семерых.
Притормозил только у самой двери монаршего кабинета, едва не врезавшись в пару дуболомов. Здоровые, в руках нечто вроде бердышей, абсолютно бесполезных в малом пространстве.
— Срочно доложите: пришёл Гош, принёс нир, — и снова: — Бего-о-ом!
Один продолжал стоять столпом, второй глянул осмысленнее. Его я так приложил о стену, что только бердыш загремел.
— До-ло-жить! Пришёл Гош! С ниром! Ничего важнее не было в твоей жизни, остолоп!
Наверно, им полагалось стоять ритуальной стражей, не шелохнувшись, как в Москве солдатики у Вечного огня, но я всем видом показывал: ещё заминка, сами отправитесь в вечность.
В общем, он доложил. Я ворвался в кабинет, довольно грубо отпихнув стражника. Выпалил:
— Вот и свиделись, король, как обещал. Я тоже король, но только нира. И принёс тебе фляжку.
Взять в поход по подземелью удалось мелкую металлическую. Армейскую с двуглавым орлом. Стеклянную бутыль или разбил бы, или утопил.
На меня уставились семь пар карих глаз, все — под рыжей шевелюрой. Рыжие усы ниспадают на бороды, но так, чтоб не заслонять клыки. Анты. Чистокровнее, чем вельш-корги британской королевы Елизаветы.
— Как ты сюда попал? — вопрос задал, точнее — взревел в вопросительной форме мужичок из пары, сопровождавшей короля на переговорах. — Стража!!!
— Оставьте их в покое, у них был тяжёлый день. Давайте я вам расскажу, как закончить войну наилучшим для Монкурха образом.
— Ты — всего лишь хрым. Думаешь, что сможешь советовать антам? — прогудел король, резанув мою чувствительную душу расизмом.
— Я назову один вариант. Вы его примете или будете ждать, как баллисты начнут забрасывать зажигалки за крепостную стену. Вам решать.
Среди вбежавших адъютантов, потревоженных рыком одного из министров, я отметил анта-полукровку явно лакейского вида и взял в оборот, велев плеснуть всем присутствующим по капле.
— У тебя время, пока не разольют твой нир. Потом отправишься в темницу, — милостиво решило величество.
— Мне нужна сотня ваших воинов.
— Зачем?
— Проведу их в лагерь, чтобы убить короля Каруха и главных приближённых его хрымов — глеев и брентов. Во главе отрядов останутся благородные анты, они против войны с вами, но шли, подчиняясь клятве верности Каруху перед лицом Моуи. Смерть главного мерзавца освободит их от клятвы.
— Ловушка, — бескомпромиссно отрезал придворный, звавший стражу.
Я потребовал принести камень и проверить мою правдивость. Король фыркнул:
— Ты не в том положении, хрым Гош, чтоб требовать.
— Не хотите? Что, заявиться иначе — с сотней каросских наёмников, служащих Каруху? Ваш город и дворец хорошо укреплены, но охраняются отвратительно. Тогда вы бы выслушали мои требования? — я начал накаляться. — Можем повторить. Но с кароссцами требования будут противоположные: капитуляция.
— Давайте всё же отправим за Камнем Правды и послушаем, — изрёк самый старый из присутствующих антов, возможно — отец короля, похож внешне. — Сын! Прояви сдержанность. В борьбе с такими врагами помощь даже от хрымов полезна.
Пришлось ждать около получаса, пока посылали за судьёй, и тот появился. Время-то около полуночи, нормальные люди спят.
Наконец, тип в лиловом балахоне, очевидно, означающем принадлежность к судейскому сословию в Монкурхе, кивнул, подтверждая правдивость слов. И без его телодвижения анты увидели, что не лгу, так как стою жив-здоров и не корчусь в предсмертных конвульсиях. Интересно увидеть бы воочию, как происходит разоблачение обманщика. Так как я говорю перед судьёй исключительно правду (отфильтрованную), камень всегда холодный и безучастный. Создаётся впечатление, что это обычный булыжник из мостовой с грубо вырезанными очертаниями человека, а простаков разводят баснями, будто за враньё он сжигает заживо.