-Теперь я знаю, как выглядит гоблинское счастье, -пошутил Костя. -Тазик хвостов и коробка голов.
-Не только, -неожиданно возразил Хват.
-Что-то ещё нужно?
-Счастье не в том, чтобы получить что-то хорошее вот прямо сейчас, -мудро заметил гоблин: -Счастье – когда знаешь: вот пройдёт время, и ты снова получить много хорошего ещё много-много раз. Счастье это когда ты уверен, что хорошее не закончится!
-Уверен, что не закончится?
-Пока Хват с людьми – не закончится.
***
(сто пятидесятый день с начала активной стадии войны вторжения)
После ранения, выписавшись из госпиталя, бывший пулемётчик, а ныне снова гражданский человек, Максим Кузнецов ехал домой.
Казалось бы, сколько там ехать – от больницы в Санкт-Петербурге до его города-спутника Пушкино. Но в том и дело, что ехал Максим не в Пушкино, а в «город номер семь», один из тех новых городов, которые активно строились в последние месяцы в уральских гора и в восточной части Сибири. Вынужденное эвакуировать подальше от опасных районов огромное количество населения, постоянно подвергаясь диверсионным атакам со стороны чужих, сражаясь с бушующими эпидемиями самых разных болезней, а также противостоя внезапному изменению климата – Россия строила в глубине своих территорий новые города.
Огромные дома-крепости, рассчитанные на десятки тысяч человек. Полностью самодостаточные, каждый такой дом – отдельный город в городе и может существовать сам по себе. Своя гидропоника, свой атомный реактор или даже несколько, свои производственные мощности и так далее. Конечно, некоторая специализация существовала. Одни такие дома-крепости или «капсулы выживания человечества» как их с лёгкой рукой журналистов называли уже практически все, планировалось специализировать на производстве сложной электроники, другие на тяжёлом машиностроении, третьи на массовом производстве пластмасс и прочих искусственных материалов, четвёртые ещё на чём-нибудь. Декларируемая автономность каждого отдельного «дома» являлась скорее недостижимым идеалом, к которому планировалось стремиться, но не в ущерб здравому смыслу. Гигантские дома, одновременно растущие в двух направлениях – вверх, над землёй и вниз, под землю – связывались между собой подземными магистралями и железными дорогами. Соответственно каждый новый город должен будет представлять из себя «город из городов» или, может быть, город из изолированных, самодостаточных, однако связанных в общую сеть, районов, где каждый район представляет собой отдельное огромное здание-крепость.
Так оно будет на деле или не так, Максим не знал. Он только ехал на поезде в один из таких городов, куда уже должны были перевести его семью и родных из Пушкино. Родственников бойцов эвакуировали и вывозили в первую очередь. Также как и раненых, чьи раны не позволяли быстро вернуться обратно в строй.
Поезд мчал сквозь туман и снег. Погода словно взбесилась. Метель не прекращалась уже третью неделю. Мороз держался в районе минут пятнадцати днём и опускался до минус двадцати ночью. С точки зрения жителей северных регионов – смешные цифры. Но привыкшему к гораздо более мягкому климату Петербургу, вдобавок с высокой влажностью, идущей с моря, такие температуры казались чем-то запредельным.
Хорошо, что вагоны в составе подобрались пусть не самые новые, но и не совсем старьё. В старых вагонах, где было плохо с отоплением, приходилось занавешивать окна одеялами и простынями, а здесь с этим проблем нет. Максим сидел в футболке и наброшенной поверх, но не застёгнутой тонкой спортивной куртке. На откидном столике медленно остывает чашка сладкого чая. До сих пор непривычно брать чашку, да и вообще совершать все действия, левой рукой, пока правая висит на перевязке. Гадский паук перерубил лапами-лезвиями что-то важное, отчего правая рука почти не движется, а при глубоком вдохе начинает болеть и колоть грудь. Врачи обещали, что через полгода он будет как новенький, главное не давать нагрузки на пострадавшую руку и в целом соблюдать режим. Только что там будет через полгода и где будет он, Максим Кузнецов, неизвестно ни самому Максиму, никому на свете.
Подцепив чашку левой рукой, поднёс к губам, выпил – сладко. Вдохнув цветочный аромат, поднимающийся из чашки, вернул её на откидной столик.
Купе на четырёх человек, но спутники сейчас ужинают в вагоне-столовой. Максиму есть не хочется, только вот чаю решил выпить перед сном. Трое других соседей по купе как и он сам. Получившие ранения бойцы, отправленные на поселение в город с цифрой семь вместо собственного имени. Всё как у всех. В поезде у каждого третьего такая история. Почему только у каждого третьего? Две-трети поезда занимают эвакуированные гражданские. Всех везут на поселение в семёрку, подальше от продолжающего двигаться по направлению к Петербургу фронта.