У Крапивиной оставался вариант временно поселиться на рабочем месте, в больнице. Вот только она не одна была такая, кто лишился жилья. Да и больница это всё-таки больница и общежития для сотрудников при ней, увы, совсем не предусмотрено.
Оценив кулинарные таланты своей прямой начальницы, Костя предложил ей и дальше жить у него. Двухкомнатная квартира, тем более расширенной планировки, когда одна комната по размерам чуть ли не как вся квартира в доме старой постройки, позволяла без проблем разместится двум людям не мешая друг другу. У Кости имелись вполне обоснованные сомнения, что сервисы доставки готовой еды будут и дальше работать в условиях апокалипсиса в прежнем режиме, поэтому наличие под боком человека знающего за какой конец брать поварёшку становилось очень даже нелишним. Повар, плюс доктор в одном лице, что в условиях только собирающего каждый день всё более обильную жатву мора было тоже крайне полезным. Опять же вполне удобно, когда твоя начальница чувствует себя сильно тебе обязанной.
Сплошные плюсы. По крайней мере до этого вот момента.
-Я тебе звонила, -Крапивина явно чувствовала себя виноватой за то, что привела без спроса чужих людей в чужой дом. Она мялась, комкала в руках полотенце, смущалась, злилась на себя за то, что смущается и на Костю за то, что приходится оправдываться перед ним. Непередаваемый коктейль из смущения, злости и чувства вины.
Он достал телефон – и правда звонила, штук шесть пропущенных.
-Только на одну ночь, максимум на две. Не сердись, ладно? -попросила Аня. -А потом они получат место в одном из лагерей для потерявших своё жильё. Их сейчас активно строят, надо день подождать, может быть два.
-Это твои родственники? -спросил Костя.
Крапивина помотала головой.
-Друзья?
Тот же ответ.
-Знакомые друзей? -спросил он. -Так кто же это такие? Где ты вообще их встретила?
-В больнице, -призналась Аня. -Там открыли центр выдачи детского питания и вот.
-Что, вот?
-Их дом тоже разрушен.
-И ты подумала, что раз я приютил одну погорелицу, то захочу приютить ещё парочку? А спросить?
Аня вздрогнула, как от пощёчины, сверкнула глазами, но смогла сдержаться: -Я звонила.
-Но не дозвонилась, -припечатал Костя. Он был зол, реально зол потому, что новые рты, тем более такие бесполезные, совсем не вписывались в придуманную им на ходу, совсем недавно, программу его собственного, Костенькиного выживания.
-Травма, у них дети. И у этих детей больше нет дома, -тихо сказала Крапивина.
-Вижу, что не поросята. Сколько там?
-Трое. И четверо детей.
-На двое суток?
-Не больше.
Костя покачал головой. Выбора-то всё равно не имелось, ведь не выгонять теперь: -Будешь должна.
-Хорошо, -Аня согласилась так быстро и так легко, что теперь уже он испытал секундную неловкость. Ведь не для себя она старалась, а для чужих людей и только потому, что у них дети. Но какого чёрта?! Почему обязательно к нему домой, как будто он похож мать Терезу[1] или ещё какого другого извращенца.
Но хоть какой-то профит из сложившейся ситуации он должен извлечь?
-Товарищи дамы. Гражданочки. Пожалуйста выйдите сюда. Да, да, всем добрый день. Сегодня у нас будет отличный ужин, чувствую по запаху. Чтобы такой же ужин был и завтра надо поднять продукты снизу, там газель стоит. Собираемся и идём со мной. Да, заранее всем большое спасибо.
С помощью трёх дополнительных помощниц (одна из мамаш осталась следить за детьми) получилось перенести всё за один раз. Сначала дотаскали до лифта, потом от лифта до квартиры, а затем из коридора в его, Костину, комнату. Пару банок сгущёнки Костя демонстративно передал Ане, чтобы сегодня-завтра, всем вместе, попить чай со сладостями. Кроме того, он отсыпал детям по кульку изюма, кураги, сушёных бананов и прочих сухофруктов. Раз Аня, без спроса, подселила к нему других погорельцев, то немного залезть в запасы и делиться всё равно бы пришлось. А трескать в одну харю сгущёнку пока в соседней комнате мамаши кормят детей тем, что им выдали на раздаче, было бы очень противно. Делать так – совсем себя не уважать. Поэтому ели вместе, за большим, но разом ставшим тесным, столом. Потом вскрыли одну банку сгущёнки оставив вторую на завтра, мазали на хлеб и пили чай с ним в прикуску, а девочка Катя снова облизывала блестящие и липкие от сгущённого молока пальцы.