– Я с вами, – сказал Петя.
– Я тоже с вами! – воскликнула Нина Росс. – А вы, Майгин?
Майгин улыбнулся и кивнул головой:
– Конечно же, Ниночка.
– Если вы сочтете, что я смогу быть вам полезен, – проговорил, волнуясь, доктор Васенькин, – то я тоже полечу с вами.
– А вы, Клавдий Владимирович? – обратился к Берсеньеву Арнаутов.
Берсеньев покачал головой.
– Я не возражаю против того, чтобы наша находка была использована таким образом, но… Как вы думаете, Константин Платонович, сколько времени займут у вас поиски этого самого… рычажка?
– Не знаю, – честно признался Арнаутов. – Может быть, год, может быть, месяц…
– Всю жизнь, – насмешливо сказал Венберг.
– Во всяком случае, это дело терпит. – Берсеньев тяжело поднялся с кресла. – Поживем – увидим… А пока, я думаю, следует опять заняться осмотром корабля. Он полон всевозможными тайнами, и мы узнали из них только ничтожную долю.
К звездам?
После «второго заседания научного общества» события развернулись с необыкновенной быстротой. И прежде всего открылась тайна исчезновения Суо и Уру. Произошло это так.
Арнаутов, тщательно исследовавший «трюмы» корабля-города, еще неделю назад обнаружил под «музыкальной пагодой» четыре длинных блестящих цилиндра. Видимо, углы «пагоды» опирались на них. Арнаутов сообщил об этом Майгину и Берсеньеву.
– Полагаю, – сказал он, – что это своеобразные поршни, которые поднимают весь корпус «пагоды». Но каким способом их приводят в действие, я понять не могу…
Звуки, непрерывно струившиеся из-под выгнутой крыши «пагоды», привели Нину в восторг. Она согласилась с Берсеньевым, что эта музыка отдаленно напоминает «Лунную сонату» Бетховена, только оркестрованную.
– Я бы назвала ее «Звездной сонатой», – сказала она, не обращаясь ни к кому и прислушиваясь к нежному звону неведомого инструмента, зазвучавшему соло.
– Между прочим… – медленно сказал Майгин и замолчал, словно в голову ему пришла какая-то странная мысль.
– Что? – спросила Нина.
– Послушайте, Ниночка, ведь у вас прекрасное грудное контральто.
– Так уж и прекрасное, – улыбнулась Нина.
– Да-да, – Майгин ожесточенно потер лоб, что-то соображая. – Вы знаете, ваш голос очень похож на голос этой снежной красавицы, Эа…
– А ведь и правда! – воскликнул Берсеньев.
– Мерси! – Нина сделала реверанс.
– Нет, кроме шуток…
– Я очень польщена, кроме шуток.
– Необыкновенно похож!
Майгин и Берсеньев уставились друг на друга, затем на Нину.
– Дело в том, Ниночка, – сказал Майгин необычайно серьезным тоном, – что голосу Эа, как мы убедились, просматривая сцены «иллюзионов», здесь повинуются некоторые механизмы… Понимаете?
Нина покачала головой:
– Не понимаю.
Майгин схватил ее под руку.
– Пойдемте ближе к «пагоде», – сказал он.
– А ведь это интереснейшая идея! – проговорил Берсеньев.
Майгин, невзирая на нерешительное сопротивление удивленной Нины, подвел ее вплотную к «пагоде». Берсеньев последовал за ними.
– Пойте! – приказал Майгин.
– Зачем?
– Пойте же, говорят вам!
И Нина запела. Она запела «Нелюдимо наше море», сначала вполголоса, а затем, когда внезапно поняла, что задумал Майгин, все громче и громче. И стены «пагоды» дрогнули! Нина закрыла глаза.
– Пойте, пойте, – напряженным шепотом повторял Майгин.
Стены уходили вверх. Вот они вышли из глубоких пазов в «палубе», вот показались под углами верхушки белых столбов… Раздался мелодичный звон, и вот уж «пагода» замерла в воздухе, опираясь, как на сваи, на полутораметровые белые гладкие колонны. Нина замолкла, с восхищением и ужасом глядя на то, что открылось ее взору: перед ней на узком ложе, устланном какой-то легкой пушистой тканью, лежал неподвижно юноша, почти мальчик. Руки его были сложены на груди, глаза закрыты, губы сжаты в скорбной и жалкой гримасе. Белая, как алебастр, кожа казалась матовой, рыжие волосы мертвой волной падали на изголовье.