Везде нужны свои люди.
Павел помолчал и добавил:
— Телохранителей он не отпустит, конечно. Но, кроме них, или него, будет только покупатель. Затем машина вернется за ним.
Вот он результат скрытности. О продаже своих ценностей Караев не уведомил никого, кроме семьи Серафимы. Те выставили ему цену и посредника — унизительно, конечно, но что делать, растраты надо покрывать, и как можно скорее. Он и на встречу-то поехал, как истый подпольщик, взяв телохранителя и поверенного и не сообщив даже своему заму — сам Павел уже не в счет, — куда именно выезжает и сколько пробудет вне банка.
Но если же нет, если Караев поспешит…
— Если же нет, то вы знаете, что предпринять.
— Да, разумеется, — ответствовал голос. — Иначе я вам немедленно сообщу. Равно как и по завершении, — на всякий случай голос решил предупредить заранее. — Еще два звонка. Говорить с вами будет главный. Он же вас и проинформирует о дальнейших действиях. Как мы договорились.
После чего связь прервалась.
Павел сел за стол после того, как заметил, что стоит перед ним, нелепо склонившись в эдаком полупоклоне, точно разговаривает по обыкновенному шнуровому телефону. Сила привычки, долгое время, проведенное в переговорах на старой технике. Теперь он избавился от нее, но пока еще не от условных рефлексов, выработанных благодаря ей. Шеф его испытывал, достаточно долго и излишне строго, как всегда казалось ему. Испытывал во всем, в том числе и допотопным оборудованием. Как и у всех управленцев среднего звена, «неконтактных» по выражению шефа. Шеф всегда был, и пока что есть, мелочным и невыносимо экономным. Экономил он и на нем, уравняв в правах с этим средним звеном, для чего? — совершеннейшая бессмыслица. Говорил обыкновенно что-то о постепенности карьерного роста, о необходимости поэтапного движения наверх, об открывающихся перспективах и необходимости глубокого вхождения в деловой быт, поскольку все может пригодиться в жизни.
Чушь, банальщина. Нечто из области давно забытого. Ему почти тридцать, двадцать пять, если быть точным, а он только сейчас получил открытый доступ к тому, что являлось естественным в его положении и возрасте уже очень давно. И что с того, что его с шефом связывают родственные отношения?
Пискнул селектор и, одновременно с этим писком, дверь распахнулась, пропуская внутрь невысокого молодого человека, примерно одного с Павлом возраста и сложения. Он так же быстро, как открыл, захлопнул за собою дверь, подошел к рабочему столу своего начальника и протянул ему пластиковую папку со скоросшивателем.
— Здесь все, — произнес он, выкладывая папку и ожидая мнения Павла. — Документы все чистые, придраться не к чему, можете быть уверены.
Павел принял папку, бегло ее просмотрел, лицо его при этом оставалось непроницаемым.
— Что наш взломщик? — спросил он.
— Выкачал со счетов Перовского, Останкинского и Преображенского филиалов пятьдесят тысяч в четыре приема и еще в рублях около шести миллионов. Все упоминания о сделках по вашим счетам стерты при взломе. Владельцы хватятся теперь только после выходных, в понедельник. Да, из головы вон, с вашего корсчета он при этом снял десять тысяч у. е.
— Это его премия, я в курсе. Мы с ним условия обговорили отдельно.
— Хорошо, Павел Сергеевич. Я предполагал, что…
— Нет, все расчеты с ним закончу я сам, завтра. Откуда он проводил взлом банковской системы?
— Первоначальный след ведет в Норвегию, затем через Филиппины, в Питер. После поймать концы уже невозможно, вы сами знаете, сколько раз с вами проделывали эти операции — и ничего, все чисто. Не думаю, что теперь опера докопаются.
— Опера не докопаются. Антон, я говорю о своих.
— О нем? — Антон возвел очи горе.
— И о нем тоже.
Молодой человек отрицательно покачал головой.
— Вагит Тимурович плохо разбирается в современных технологиях. Интернет для него — лес темный. Я курировал раз работу его управляющих…
— Интернет, может, и лес темный, но ума у него заподозрить кого-то из нас хватит.
— Улик нет.
— Стопроцентно?
— Вообще, абсолютно никаких.
Павел покачал головой.
— Это плохо. Улики нужны.
— А, вы в этом смысле, — молодой человек усмехнулся. — В этом смысле есть.