Выбрать главу

— Вы на брачный контракт намекаете? — тускло поинтересовался Алексей.

— А вы, я так понимаю, эту деталь в ходе приготовлений к брачной ночи опустили.

— Разумеется, я… — Алексей не договорил, его прервала короткая фраза Вероники.

— Сейчас все будет готово. Надеюсь, вы недолго ждали, — быстро произнесла она, поглядывая в сторону Караева. Поневоле тот улыбнулся:

— В допустимых пределах, сударыня, — и повернулся к поднявшемуся Алексею. — Вижу, над этим вы даже не задумывались.

— Конечно, нет. Равно как и моя половина, — сказать так о Симе ему показалось просто необходимым. — Уверяю вас, Вагит Тимурович, вы ее плохо знаете, коли все время намекаете на какие-то возможные претензии с ее стороны ко мне.

— Я хорошо знаю ее семью, — парировал Вагит Тимурович.

Он был прав. При упоминании Серафиминой семьи Алексей невольно вздрогнул и подошел к окну. Оттуда уже спокойным голосом произнес:

— Выходит, вы им тоже не доверяете.

Вагит Тимурович пожал плечами.

— Скорее да, чем нет. Впрочем, тут у нас своя бухгалтерия, к вам она не имеет никакого касательства. И забудьте мои слова, если они вам показались неприятны. Сочтите за обыкновенное стариковское брюзжание.

— О вас так не скажешь, — это снова влезла Вероника, с улыбкой, не сходившей с уст. — Скорее, напротив.

Вагит Тимурович ничего не ответил на слова секретарши. Он смотрел на Алексея, который, поставив пустую кофейную чашку на верхнюю полочку полупустой жардиньерки, выглянул наружу.

Высокое итальянское окно, начинавшееся едва не от самого пола, находилось на фасаде дома, так что Алексей видел порядком запущенный альпийский парк, через который проходил к дому, саму дорожку, ведущую к ремонтируемому гаражу, и, разумеется, машину своей компании.

Он с ленцою во взгляде рассматривал открывающийся его взору вид из окна, так что лишь по прошествии минуты или больше заметил некую странность. Одной из машин, того «Сааба», что стоял на противоположной стороне улицы и которого он записал на имя Караева, уже не было. Его место сейчас занимал массивный внедорожник, черный джип примелькавшейся модели «Гранд Чероки», черный совершенно, с непрозрачными от тонировки стеклами и одной лишь золотистой полосой вдоль корпуса на уровне радиатора.

Внедорожник лениво парковался, видно, водитель его никуда не спешил. Алексей внимательно следил за его уверенными движениями, и продолжил бы следить, если б не голос Вероники, заставивший его вздрогнуть от неожиданности:

— Сударь, будьте любезны, пожалуйте на подпись.

Соня вышла, оставив Серафиму наедине с отражением в зеркале. Она встала, покружила немного по комнате, недовольно поглядывая по сторонам, и подошла к окну. Сад перед домом потемнел, на небо набежали тучи, вполне возможно, что снова может пойти снег.

Кровать по-прежнему оставалась неприбранной. Серафима села на краешек, автоматически расправляя измятую простыню, и, вспомнив недавнее представление, что она устроила Алексею, поморщилась и отвернулась к окну. Теперь выяснилось, что оно было совершенно незачем. Ну, только что одна из сторон получила удовольствие. Впрочем, подобное случалось довольно редко, Леша был занят и оттого возвращался домой совершенно измотанным, да и она… предпочитала уединение.

Она не хотела вспоминать, сейчас это лишь повредило бы ей. Ее теперешней готовности предпринимать шаги, которые всегда давались с таким трудом. После она чувствовала себя измотанной, не годной ни на что. Тем более на это, на его просьбы, его прихоти, мужские потребности. Не все ли равно чьи, его или другого. Те и другие одинаково утомляют, она никогда и ни с кем не чувствовала себя спокойной и умиротворенной. Как тот же Леша после… сегодня утром. Отчего-то он мог позволить себе отдохнуть и расслабиться, мгновенно выключиться из бешеного ритма жизни, в котором находился с десяток последних лет, получить удовольствие от жизни именно тем способом, что жизнь предлагала ему сама, и снова в бой.

А она? — почему не получалось у нее?

Серафима села к зеркалу. Вгляделась в свое отражение.

«Переживаешь?» — спросило ее отражение в зеркале.

Она кивнула с неохотою. Никогда не хочется признаваться в своем поражении. Даже себе самой.