Сергей запрокинул голову и посмотрел на ту, которая нарушила его блаженство. Его взгляду открылись стройные женские ноги, стоящие на самом краю обрывчика. Сарафан был короткий, и снизу Сергей видел их, по образному выражению его друга Петра Харченко, «по самую развилку».
Сергей тут же отвернулся и поднялся.
— Я вас, кажется, смутила? Или вам не понравились мои ноги?
— Нет, не понравились.
— А какие вам нравятся? — Девушке явно пришлось по вкусу замешательство Сергея, и она решила добить его окончательно.
— Мне нравятся короткие, кривые, толстые и волосатые.
— А что еще вам в девушках нравится? — продолжала веселиться незнакомка.
— Рост не выше метр сорок, вес не меньше ста, возраст от шестидесяти и выше.
— Как вы ее точно описали!
— Кого?
— А я сейчас бабу Надю встретила. С ней девушка — точь-в-точь под ваше описание подходит. Вы, наверное, художник?
— Нет, я рыбак.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Какой именно?
— Как водичка?
— Но я же рыбак, а не рыба. Я не в воде, а на берегу.
— Не хотите говорить, ну и не надо. Все равно купаться буду. Вам, рыбакам, назло. Кстати, вас не очень смутит, если я прямо сейчас начну раздеваться? А то я купальник забыла, а домой за ним бежать неохота.
— Вы думаете, что я смогу увидеть что-нибудь принципиально новое?
— Почем знать, почем знать…
Девушка стащила с себя сарафан и осталась в тонком ажурном белье.
Чужак, не обращая внимания на другие машины, развернул бетономешалку и двинулся в обратном направлении. Доехав до перекрестка, он повернул направо и быстро помчался вперед.
Скоро он приблизился к железнодорожному переезду. Шлагбаум был закрыт, и десятка два машин с каждой стороны ждали, когда пройдет товарняк. Чужак, не снижая скорости, вывернул на обочину и попытался переехать рельсы справа от переезда. К нему кинулась, размахивая флажком, женщина в сигнальном жилете, но Чужак только добавил газу.
Чужак почти переехал железнодорожное полотно, когда задний мост неожиданно застрял. Машина отчаянно газовала, но сдвинуться с места не могла.
Состав, груженный лесом, неумолимо приближался.
Сергей отвернулся.
— Ну вот, я вас все-таки смутила.
— Ну что вы, просто у меня косоглазие, мне так лучше видно, а вам показалось, что я отвернулся.
— В самом деле? А вы согласны с рекламой, что женское тело должны украшать только элегантные вещи?
— Ну, как вам сказать, нижнее белье не предполагает всеобщего обозрения, поэтому не может служить украшением. А красивому телу украшения не нужны.
— Ну не нужны, так не нужны. Я сейчас все это сниму.
— Ни в коем случае! Или вы замерзнете, или я ослепну, ни одно косоглазие не поможет.
— Рыбак, вы зануда. Будете со мной купаться?
— Увы, не смогу. Я в критические дни не купаюсь.
— Да ну вас! Ну не хотите, как хотите. Вы не волнуйтесь, я отойду подальше, чтобы вам не мешать ловить.
— Вы мне не помешаете, я уже ухожу.
Сергей начал сматывать удочку, а девушка разбежалась по мосткам и прыгнула в воду. Вынырнув, она снова окликнула Сергея:
— Рыбак, у меня завтра свадьба, приходите с вашей красавицей. Буду ждать. Меня, кстати, Аллой зовут!
И, не дожидаясь ответа, снова нырнула.
Сергей покачал головой и направился к дому. Навстречу ему шел дед Родион.
— Серега, а я за тобой. Женщины к ужину зовут.
— Как — к ужину, мы же только что от стола.
— Ну, положим, два часа уже прошло. Есть не хочешь — чайку попьешь. С пирожками.
— А с чем пирожки?
— С рисом и с яблоками.
— Смерти моей хотите, я же лопну!
— Не лопнешь, пошли.
— Слушай, дед, а что за девица там плавает?
— Алка Иванова. Ты Трифоновых помнишь? Померли они. Старуха в октябре, а Петрович до мая дотянул. А Алка им внучатая племянница. Они с матерью из Кишинева переехали, потому как единственные наследники. Тут, брат, такое… — дед Родион хихикнул. — Рядом с ними Степановы живут. Молодые давно в Москву перебрались, а старики здесь обитают. Борька Степанов, внук, значит, армию отслужил и сюда приехал, отдохнуть от службы. Парень в армии по девкам изголодался, тут Алка под него и подлезла. Через неделю Борька мать и огорошил — женюсь! Полина, мать его, в обморок, отец в крик, а Борька на своем стоит. Деваться некуда, свадьба так свадьба. Полина Алку видеть не может. Да и то правда — приехала черт знает откуда, старше парня на четыре года, и теперь бери ее к себе, прописывай. А Алка Полину изводит — «маменька» да «маменька». Та взбрыкнула, дескать, какая я тебе маменька! А Алка посмотрела на нее и говорит: «Да и то правда, на маменьку вы совсем не похожи. Вы больше на фрекен Бок смахиваете!» С Полиной опять истерика. Короче, то ли комедия, то ли трагедия, без бутылки не разберешь.