– Как по-твоему, Флетч, – спросила Синтия, – отыщем ли мы Элмера?
– Думаю, он сам разыщет нас, – ответил я. – У него не тот характер, чтобы забыть про друзей.
– В записке сказано, куда мы направились, – проговорила она.
– Записки нет, – напомнил ей я. – Записку нашли бандиты. Скорее всего, они уничтожили ее.
Эта долина была пошире оврага, который начинался от пещерки, но холмы с обеих ее сторон поднимались все выше и как будто надвигались на нас.
Ландшафт изменился: на смену лесистым холмам пришли скалистые утесы футов ста с лишним высотой. Каждый следующий шаг давался нам тяжелее предыдущего, потому что пейзаж вселял в наши души суеверный страх. В долине стояла леденящая сердце тишина. По дну долины протекала полноводная речка, напрочь забывшая о том, что когда-то была ручейком и весело прыгала по камням. Она неторопливо и неслышно катила свои воды, и в ее молчании ощущалась грозная сила.
Солнце клонилось к западу, я сообразил, что мы провели в пути целый день, и немало тому удивился. Разумеется, я устал, но отнюдь не так сильно, как, по идее, должен был бы устать.
Я заметил впереди глубокую расщелину. Вершину утеса, в тело которого она вонзалась, венчала роща высоких деревьев, а к трещинам на его склоне лепились чахлые кедры.
– Пойдем посмотрим, – предложил я. – Нам надо выбрать место для ночевки.
– Мы замерзнем, – сказала Синтия. – У нас нет одеял.
– Разведем костер, – ответил я.
Она вздрогнула.
– А это не опасно? Ведь костер видно издалека.
– Без огня нам не обойтись, – сказал я.
В расщелине было темно. Разглядеть, где она кончается, мы не смогли, поскольку чем дальше от входа, тем гуще становилась темнота. Дно расщелины было усыпано камнями, однако поблизости от входа, около одной из стен, мы натолкнулись на большой и плоский валун.
– Пошел за дровами, – сказал я.
– Флетч!
– Нам нужно развести огонь, – проговорил я. – Без костра мы к утру превратимся в ледышки.
– Мне страшно, – призналась Синтия.
Я посмотрел на нее. Лицо девушки смутно белело в темноте.
– Мне страшно, – повторила она. – Я думала, что я выдержу. Я твердила себе, что бояться нечего. Я уговаривала себя потерпеть. Пока мы шли, и пока светило солнышко, все было в порядке. Но, Флетч, надвигается ночь, а у нас нет еды, и мы не знаем, где находимся…
Я обнял Синтию. Она не сопротивлялась. Она обвила меня руками за шею и прижалась ко мне. И впервые с тех пор, как, выходя из административного корпуса Кладбища, я увидел ее сидящей в автомобиле, я подумал о ней как о женщине и, по совести говоря, удивился самому себе. Поначалу она была для меня непредвиденной помехой нашим планам: явилась, понимаете ли, неизвестно откуда, да еще с этим смехотворным рекомендательным письмом от Торни. Потом нас закрутила череда событий, и воспринимать Синтию как женщину было попросту некогда. Она была всего лишь хорошим товарищем – не скулила, не ныла, терпеливо сносила все тяготы пути. Мысленно я обругал себя олухом. От меня вовсе бы не убыло, если бы я по дороге оказывал ей маленькие любезности; насколько я мог припомнить, ничего подобного мне и в голову не приходило.
– Мы с тобою как младенцы в лесу, – пробормотала она. – Помнишь ту старую земную сказку?
– Конечно, помню, – ответил я. – Птицы принесли листьев…
Я не докончил фразу. Сказка эта, если задуматься, очень грустная.
Помнится, птицы укрыли детей листвой потому, что те умерли. Так что эту сказку, как, впрочем, и многие другие, правильнее было бы назвать страшной историей.
Синтия подняла голову.
– Извини, – сказала она. – Все нормально.
Я взял ее за подбородок, наклонился и поцеловал в губы.
– А теперь пошли за дровами, – сказала она.
Солнце вот-вот должно было скрыться за горизонтом, но света пока было достаточно. Далеко за дровами идти не пришлось. У подножия утеса во множестве валялись сухие кедровые ветки, которые, видимо, время от времени сбрасывали лепившиеся к скалистой поверхности деревья.
– Наш костер можно будет заметить, только подойдя вплотную к расщелине, – проговорил я.
– А дым? – спросила Синтия.
– Дрова сухие, – буркнул я, – и дымить они не должны.
Я оказался прав. Пламя костра было ярким и чистым, а дым тянулся к выходу из расщелины едва различимой струйкой. Ночной холод еще не вступил в свои права, однако мы уселись поближе к огню. Он успокаивал, он отгонял мрак и сближал нас, он согревал нас и окружал магическим кругом.
Солнце закатилось; снаружи сгустились сумерки. Мы остались наедине с темнотой.
Что-то шевельнулось во тьме, за пределами освещенного пространства.
Что-то звякнуло по камням.
Вскочив, я разглядел во мраке белое пятно. Волк подполз к костру. По его металлическому телу бегали блики пламени.
В зубах он держал кроличью тушку.
Волк, без сомнения, был грозой кроликов.
Глава 17
Когда мы доедали кролика, неожиданно появился О'Гилликадди в сопровождении остальных призраков. Несоленое кроличье мясо было довольно безвкусным, однако за весь день мы съели лишь несколько виноградин, а потому даже сам факт того, что мы жевали что-то плотное, придал нам уверенности в завтрашнем дне.
Волк растянулся у костра, положив голову на могучие лапы.
– Если бы он мог говорить, – сказала Синтия. – Быть может, он поведал бы нам, что творится вокруг.
– Волки не разговаривают, – пробормотал я, обсасывая берцовую кость кролика.
– Зато роботы говорят, – возразила Синтия. – Элмер говорит, и Бронко – тоже. А волк – такой же робот. Ведь он не животное, а только подобие животного.
Волк скосил глаза сначала на Синтию, потом на меня. Он ничего не сказал, но застучал хвостом по камню. Я подавил желание заткнуть уши.
– Волки не виляют хвостами, – продолжала девушка.
– Откуда ты знаешь?
– Читала где-то. В отличие от собак, волки хвостами не виляют.
Значит, в нашем приятеле больше от собаки, чем от волка.
– Он беспокоит меня, – признался я. – То он гонится за нами, чтобы перегрызть нам горло, то набивается к нам в друзья. Бессмыслица какая-то!
Так не бывает.
– Я начинаю думать, – сказала Синтия, – что на Земле все идет шиворот-навыворот.
Мы сидели у костра, внутри очерченного пламенем волшебного круга.
Огонь замерцал; у меня возникло странное ощущение, будто воздух наполнен движением.
– У нас гости, – заметила Синтия.
– Это О'Гилликадди, – успокоил ее я. – О'Гилликадди, вы тут?
– Мы здесь, – отозвался О'Гилликадди. – Нас много. Мы пришли составить вам компанию.
– И, я надеюсь, принесли нам новости?
– Да. Нам есть о чем вам рассказать.
– Мы рады вам, – сказала Синтия. – Я хочу, чтобы вы об этом знали.
Волк дернул ухом, словно отгоняя комара или муху, хотя никаких мух не было и в помине, а если бы и были, навряд ли бы они его потревожили.
Призраки, подумал я. Множество призраков, главный из которых величает себя О'Гилликадди. Призраки навестили наш приют, и мы принимаем их так, словно они – люди. Безумие чистейшей воды. Обычно рассказы о привидениях выслушиваются со снисходительной усмешкой, но на Земле, похоже, призраки успели стать вполне заурядным явлением.
Мне стало страшно. В какое же нелепое положение мы угодили, если реальность настолько неправдоподобна, что знакомые места – вроде Олдена с его тихой красотой или Кладбища с его напыщенной величавостью – утеряли с ней всякую связь!
– Боюсь, вам пока не удалось вырваться из когтей гробокопателей, сообщил О'Гилликадди. – Они преследуют вас, пылая жаждой мщения.
– Иными словами, – сказал я, – они намерены предъявить Кладбищу наши скальпы.
– Именно так, досточтимый сэр.
– Но почему? – удивилась Синтия. – Они же враждуют с Кладбищем.
– Да, враждуют, – подтвердил О'Гилликадди. – На этой планете у Кладбища вообще нет друзей. Однако любой житель Земли с готовностью окажет Кладбищу услугу, рассчитывая на вознаграждение. Деньги и власть развращают людей.