– Сильно сомневаюсь, – фыркнул я.
– Уживаться мы с ними уживаемся, – продолжал он. – Некоторые наши подрабатывают у них: ну там, копают могилы, траву подстригают, деревья с кустами подрезают. Они порой зовут нас, когда не могут обойтись своими силами. Сами понимаете, могильник требует ухода. Если б мы того захотели, мы могли бы делать куда больше, да какой от работы прок? У нас есть все, что нам нужно, и им попросту нечего нам предложить. Одежда? Овцы дают нам довольно шерсти, чтобы прикрыть срам и не замерзнуть в холода. Выпивка? Мы гоним самогон, и кладбищенскому пойлу до него, пожалуй, далеко. Если самогон настоящий, после него и нектар отравой покажется. Что еще?
Кастрюли со сковородками? Да много ли их надо?
Мы вовсе не лентяи, мистер. Мы трудимся как пчелки: рыбачим, охотимся, роемся в земле, раскапываем железо. В окрестностях хватает холмов с железом внутри; правда, путь до них неблизкий. Из железа мы делаем инструменты и ружья. К нам частенько заглядывают торговцы с запада и с юга. Мы вымениваем у них порох и свинец за продукты, шерсть и самогон конечно, не только это, но в основном порох и свинец.
Он оборвал рассказ. Мы сидели рядышком на верхней перекладине изгороди и нежились на солнышке. Деревья представлялись мне застывшими в неподвижности кострами; рыжевато-коричневые поля пестрели золотистыми тыквами. У подножия холма, в кузнице, размеренно стучал молот, из трубы тянулся к небу дымок, догоняя клубы дыма из труб стоящих по соседству домов. Хлопнула дверь, и я увидел Синтию. Она была в фартуке и держала в руке сковородку. Выйдя во двор, она вывалила содержимое сковородки в пузатый бочонок. Я помахал ей; она махнула мне в ответ и скрылась в доме.
Старик заметил, что я разглядываю бочонок.
– Помойный, – сказал он. – Мы бросаем в него картофельные очистки, капустные листья и прочую дрянь, сливаем молоко, если оно скисло, и отдаем свиньям. Вы что, никогда в жизни не видели помойного бака?
– Честно говоря, нет, – признался я.
– Что-то я запамятовал, откуда вы прибыли и чем там занимались, буркнул он.
Я рассказал ему про Олден и постарался объяснить, что мы задумали.
Кажется, он меня не понял. Он мотнул головой в сторону амбара, около которого с самого утра пристроился Бронко.
– Значит, вон та штуковина работает на вас?
– Изо всех сил, – ответил я, – и куда как толково. Он очень восприимчивый. Он впитывает в себя образы амбара и сеновала, голубей на крыше, телят в стойлах, лошадей, что пасутся на лугу. Потом из этого возникнет музыка и…
– Музыка? Как если играют на скрипке, что ли?
– Можно и на скрипке, – сказал я.
Он недоверчиво и вместе с тем ошарашенно покрутил головой.
– Я вот о чем хотел вас спросить, – переменил я тему разговора. – Что это за штука – Разорительница?
– Точно не знаю, – сказал он. – Ее называют так, а почему непонятно. Мне не доводилось слышать, чтобы она кого-нибудь разорила.
Опасно только оказаться у нее на дороге. Она – редкая гостья в наших краях. Мы не видим ее десятилетиями. Прошлой ночью она впервые прокатилась так близко от нас. По-моему, никому не взбрело в голову попробовать выследить ее. Она из тех, кого лучше не трогать.
Я видел, что он что-то скрывает, и потому решил на него надавить, не рассчитывая, впрочем, на удачу.
– А что говорит молва? Разве о Разорительнице не сложено никаких легенд? Вы не слышали, чтобы ее называли боевой машиной?
Он со страхом посмотрел на меня.
– Какой машиной? – переспросил он. – Да с кем ей биться-то?
– Вы хотите сказать, что вам ничего не известно о войне, которая чуть было не уничтожила Землю? О войне, после которой люди покинули планету?
По его ответу я понял, что он не лукавит, – просто время стерло воспоминания о тяжелой године.
– Народ болтает всякое, – проговорил он. – Коль ты парень с головой, то особо слухам доверять не станешь. Есть тут у нас переписчик душ – ну, тот, кто знается с призраками; мы зовем его Душелюбом. Я в него не верил до тех пор, пока нос к носу не столкнулся. А есть еще бессмертный человек, но его я ни разу не встречал, хотя если кое-кого послушать, так он их лучший друг. На свете существуют и магия, и колдовство, однако в нашей округе ничего такого не замечалось, да оно и славно. Мы – люди тихие, живем скромно и к сплетням не прислушиваемся.
– А книги? – воскликнул я.
– Были да сплыли, – ответил он. – Я про них слышал, но ни одной в глаза не видел, да и другие тоже, кого ни спроси. Тут у нас книг нет и, верно, никогда и не было. К слову, мистер, что такое книга?
Я попытался объяснить. Вряд ли он понял меня как следует, но вид у него был ошеломленный. Он ловко перевел разговор на другую тему, чтобы, как мне показалось, скрыть замешательство.