— Отвратительно, — процедила она сквозь зубы, сверля стол злым взглядом. — Никто и ничто, даже столь ценный ресурс, не имеет права калечить моих солдат.
Маракс позволил себе холодную улыбку. Оставив на правой половине его лица след от бронзового света, отродье великана подписал себе смертный приговор, полный страданий, что в сознании могут тянуться целую вечность.
Желая скорее вернуться к причине своего визита, чем просто отвлечься, Маракс спросил:
— Зачем я здесь?
— Ты был довольно изобретателен, — живо отозвалась Ситри, — созвав часть своего легиона во время недавнего нападения. И трактаты, что принесли Сизер и его звери, очень интересные. Пожалуй, хотя бы за это я не буду тебя убивать.
Даже если она имела на это право, Маракс сомневался, что она в состоянии действительно убить его. Пока что госпожа Ситри была единственной из тёмных созданий высших рангов, что находилась в этом мире, и она нуждалась в помощи таких, как Маракс. Даже если она могла распоряжаться им, она, конечно, не станет убивать его. Лишь в том случае, если, после окончательной и безоговорочной победы, он надоест ей.
— Оставим девчонку на милость Карстарса, — махнула рукой Ситри, будто отгоняя мелкое насекомое. — Он отлично удерживает контроль над ним, справится и с нею. К тому же, тебе я хочу поручить другое задание.
Маракс не был удивлён тому, что госпожа Ситри уже узнала, куда делась девчонка с Силой. Он не мог не усмехнуться, представив, в какой кошмар превратится сознание Первого сальватора, когда она узнает, где и под чьим присмотром оказалась. Карстарс был намного хуже, чем о нём говорили, и за это госпожа Ситри высоко ценила его.
— Я хочу, — Ситри опустила палец в баночку с кровью и слизнула её, смотря Мараксу в глаза, — чтобы ты следил за одним мальчиком и докладывал о результатах непосредственно мне. Пока Зепар ищет способы призвать остальных, я буду здесь, изучать старые трактаты и думать над тем, как нам использовать Минерву.
Минерва даже не подняла головы, была поглощена оладьями, политыми кровью.
— Разве её нельзя подослать к людям? — с плохо скрываемым сомнением уточнил Маракс.
— К сожалению, её сразу узнают. Она слишком хорошо им запомнилась — точно узнают. А меня они никогда не найдут, только если я сама этого не захочу. К тому же, это так весело — потихоньку сводить с ума людей, которых я встречаю чуть чаще, чем мне бы того хотелось.
Выходит, госпожа Ситри оставалась одной из последних тёмных созданий, что ещё могла скрываться прямо у всех под носом. Раньше, в других мирах, она никогда не отсиживалась за крепкими стенами и не пряталась за спины своих солдат, она всегда проникала в самое сердце места, на которое падал её выбор, и изучала его так тщательно, как только могла. Она постепенно сводила людей, что были в этом месте, с ума, потому что не было лакомства слаще, чем сознание человека, предавшее его.
— Минерва очень скоро нам понадобится, — воодушевлённо добавила Ситри, заметив всё ещё скептический взгляд Маракса, направленный на женщину.
— Я не чувствую в ней былой силы.
— О, Маракс, ты ревнуешь? — она наклонилась ближе и положила ладонь ему на щёку. Маракс застыл, не представляя, что ему делать. Это наверняка была какая-то земная хитрость, которую госпожа Ситри решила использовать ради своих целей. — Не бойся, никто не сравниться с тобой. Ты единственный, кто смог служить во благо Ночи сразу же после того, как был призван. Ты уникален и неповторим.
Её палец скользнул по его скуле, и Маракс ощутил, как коготь резко проткнул кожу. Чёрная кровь стекла на палец Ситри, которую она, недолго думая, слизала, неотрывно смотря на Маракса.
— Благодаря Минерве Лайне падут.
«Падут», — повторило сознание Маракса, пока его глаза следили за тем, как госпожа Ситри с каким-то тихим урчанием сглатывает его кровь.
— Они падут, — повторил он тихо, наконец осознав, что это значит.
— Именно — они падут. Так же, как и все остальные. Как и мальчик, которого я хочу тебе поручить.
— Я сделаю всё, что от меня требуется, госпожа, — мгновенно произнёс Маракс, позволяя хаосу госпожи, тонкому и точному, проникнуть в его сознание, принося нужный образ.
Тёмная, как древесина, кожа, короткие курчавые волосы и глаза, пылающие фиолетовым. Маракс видел его, помнил свет его магии, продырявивший его крылья. Ему потребовалось несколько часов, чтобы залатать дыры, но этого хватило, чтобы в подробностях представить расправу над глупым магом.
— Его зовут Николас Хейл, — со вздохом произнесла Ситри, подпирая подбородок кулаком. — И он вечно путается у нас под ногами. То в доме Астракто, то у озера, то совсем недавно… Ночь, как же я устала от него. А она вечно приходит ему на помощь! — прорычала Ситри, хлопнув ладонью по столу. — Я хочу разорвать её до пыли, из которой её создали, а её мальчишку выпить досуха!
Маракс уже знал, с чего ему начать поиски и как правильно подобраться к своей новой цели, и в то же время чувствовал, что он не должен приступать прямо сейчас. Госпожа Ситри не могла поручить ему что-то настолько мелкое, даже несмотря на его провал.
— Минерва, — вдруг произнесла Ситри требовательно, и женщина подняла голову, остановив на госпоже совершенно пустой взгляд. — Ради чего ты живёшь?
— Дабы уничтожить Лайне, предавших нас, — отчеканила Минерва.
— И ради этого ты пойдёшь на всё, верно?
— На всё, госпожа.
— Отлично. Я хочу, чтобы ты передала Мараксу ту часть хаоса, что сумела подчинить. Взамен я дам тебе нечто другое, более сильное, способное убить предателей Лайне со всеми мучениями, что они заслуживают.
Мараксу вполне хватало собственного хаоса, однако спорить он не стал. Чем большее хаоса у него — тем лучше.
Он взял вилку, — это точно была вилка, он был уверен, что это она, — и приподнял оладью, политую кровью. Ситри, кажется, даже затаила дыхание, мгновенно забыв о своей злости на Николаса Хейла.
— С кровью и впрямь вкусно, — вынес вердикт Маракс, проглотив первый кусочек.
С сальваторской она, разумеется, сравниться не могла. Попробовав её лишь раз, Маракс понимал, что уже не сможет наслаждаться никакой другой.
Он хотел найти девчонку и выпить её до последней капли крови, чтобы вся магия, что есть в ней, досталась только ему.
***
— Кит, — обеспокоенно позвал Лука из-за двери, — ты должен поесть. Я принёс тебе обед. Хочешь, я принесу и твоих любимых пирожных?
Кит не ответил. Он прекрасно слышал голос Луки, потому что сидел возле запертой двери, но не ответил. Незачем. Он и так знал, что эльф скажет дальше.
— Кит, — с ещё большей тревогой пробормотал Лука, припадая к двери, чтобы его было лучше слышно. — Тебе стоит выйти. Ты сидишь в комнате уже три дня. Джонатан… переживает. Гилберт переживает. Пожалуйста, выйди и поговори с ними.
Кит подавил рвущееся наружу рыдание, вцепился в волосы и упёрся лбом в колени.
— Кит, — не оставлял попыток Лука, — тебя никто не винит. Умоляю, выйди и поговори с Джонатаном. Он места себе не находит из-за волнения.
Ему не пришлось уточнять, в чём была причина волнения. По крайней мере, истинная. Кит знал, что Джонатан, разумеется, волнуется за него, запершегося в своей комнате три дня назад. Но ещё сильнее Джонатан волновался из-за Пайпер, тёмными созданиями утянутой в брешь.
Виновником всего этого был никто иной, как Кит Риндер собственной персоной.
— Кит, — в миллионный раз повторил Лука. — Тебя никто не винит. Пожалуйста, выйди. Или хотя бы возьми еду. Ты ничего не ел с субботы.
Сейчас был уже вторник, но Кит не мог идти на поводу у пустого желудка.
— Кит, — едва слышно произнёс Лука. — Я умоляю тебя, поговори с ними.
Кит не хотел говорить. Кит боялся. Кит был виноватым и не знал, куда себя деть.
Это он согласился помочь Пайпер. Это он молчал о её теориях относительно Арне и Предателя. Это он был тем, кто не сумел вовремя затащить её на безопасную территорию. Это он был тем, кто не успел остановить Маракса. Это он был тем, кто ничем не смог ей помочь.
Кит сидел на полу, возле самой двери, и беззвучно рыдал. Ему было страшно, больно и одиноко. Он не мог найти утешения у Джонатана так же, как раньше, когда он разбивал коленки или получал поиск слишком простой для своего уровня. Джонатан больше не мог посмеяться с его историй, пообещать ему пиццы за послушание на лекциях старейшин или отвезти его к старому эльфу, у которого Кит покупал оружие с двенадцати лет.