Прыжок. Поворот. Косматое солнце касается четкой линии горизонта. Камень сквозь кожу перчатки согревает ладонь.
Мы словно связаны с врагом незримой нитью. Куда бы я ни метнулся, как бы быстро ни двигался — меня все прочнее укрывает смертоносная сеть.
Всех нас предупреждали заранее: ипсилон-реальность впускает, но чтобы оттуда вернуться — надо умереть. Или, возможно, проникнуть в Город — этого пока не сумел никто. Для каждого ловушка на входе своя, она не зависит ни от расположения коридора, ни от времени, ни от лунной фазы. Убитого выбрасывает назад — целым и невредимым физически, но с памятью об агонии. Многие не выдерживали и уходили. Я умер уже шесть раз.
После первого, валяясь в реанимации, я увидел тот же сон, что при вступительных экзаменах в астрошколу и во время переводных. Я бежал по астероиду. Я знаю, что сильно от него оттолкнувшись, можно взлететь, но во сне этот факт не имел значения. Мой бег скорей был похож на серию затяжных прыжков. Удары подошв о камень, проходя сквозь тело, гулом отдавались в гермошлеме. Еще я слышал шипение выходящей из трубки дыхательной смеси, свое тяжелое дыхание, стук сердца и шум крови в ушах. На руках я нес женщину. Кажется, она была ранена, и я торопился добежать с ней до жилого купола или корабля. На этом сон обрывался.
В этот раз я узнал Кристину. Я видел сквозь шлем ее лицо — бледное, с каплей крови, ползущей вдоль виска — какой-то очень киношной, похожей на пролитое варенье. Казалось, Кристина сдернет шлем, сотрет каплю пальцем и сунет палец в рот:
— М-м… обожаю вишневое варенье.
Мне стало смешно, и я проснулся, улыбаясь. Кристина сидела возле постели.
— Пять минут на одевание, — строго сказала она.
Официально это место называлось каппа-реальность. В обиходе — Теплые Могильники. Впервые проникнув сюда, десантники наткнулись на гряду невысоких земляных холмов. Холмы были похожи на могилы, но испускали ровное тепло. Гряду раскапывали, проверяли на все виды известных излучений, только что сквозь сито не просеяли — но природу тепла так и не установили. А название прижилось.
Это место было очень похоже на Землю — только здесь была ранняя весна. Кристина вела меня по грунтовой дороге, старательно обходя лужи с желтой глинистой водой. Сверху светило самое обыкновенное солнце. Стигматы на щеках болели, и я старательно задирал воротник куртки и плечи.
За нами увязалась собачка археологов. Носилась, поднимая брызги, что-то вынюхивала в подмытом водой ледяном кружеве обочин. Упоенно лаяла на ворону. Ворона гордо восседала на березе — ну как еще назвать дерево с черными полосками, расчертившими белую кору? Почки, набухшие на ветках, пахли зеленью.
Проселок закончился на поляне. Из прошлогодней травы здесь вырастала ажурная мачта бывшей ЛЭП, к ней привалилась ржавая баржа, до середины вросшая в землю. Меня тут же потянуло наверх. Люки были открыты, из трюмов несло сырым холодом, словно зверь из желтого льда, живущий в темноте, дышал в лицо. Я помог Кристине взобраться на палубу. Мы обошли ржавые кнехты, трапы и выступы. До головокружения нагляделись в глубину трюмов под ногами. Археологическая собачка унеслась, солнце закрылось тучкой. Я спрыгнул на землю и подхватил Кристину, так что она на мгновение ткнулась носом в мою куртку.
— Страшно…
— Мы уйдем, а он останется. Будет жить в барже даже летом.
— Ты проголодался?
Я покрутил головой и украдкой вытер нос.
Кристина налила чай с малиновым сиропом в крышку от термоса, и мы по очереди пили на ходу, грея о крышку ладони. К Могильникам мы не пошли. А вышли на поле, посреди которого одиноким зубом возвышалась стена с дверным проемом.
— Дом снесли?
— Дома никогда не было.
И Кристина рассказала таинственным голосом, что эта дверь ведет в еще одно параллельное измерение, похожее на «каппу» и Землю так, что различия не увидишь. И если туда уйдешь — уйдешь навсегда, даже не поняв, что ушел.
— Рискнем? — ее волосы растрепались рыжим облаком, рыжие глаза смеялись, и я шагнул вперед.
— Только вместе, — предупредила Кристина. — А то вдруг там тебя нет?
Я сделал вид, что боюсь, и в узкий, заваленный битым кирпичом проем мы протиснулись боком, вздрагивая и крепко взявшись за руки. Ничего не изменилось. Ветер все так же ерошил прошлогоднюю траву и прутья краснотала, солнце висело над головой, и дверной проем четко рисовался на фоне облезающей штукатурки.
— Еще?
Кристина покрутила головой: