Всё это я произнес про себя, прикрыв на время глаза, а потом встретился ими с взглядами пиратов, изучающе рассматривающих меня. Ни слова не говоря, я опять вернулся к колодцу, и, даже не пытаясь выпить воду, снова зачерпнул её глиняной плошкой. Да, я попытался всколыхнуть в себе магические способности, но они молчали. Какое-то движение, всё-таки, мне показалось, но только лишь показалось. Мне нужен был наставник, но где его сейчас взять?
А пока я должен помочь другим, чтобы потом помочь себе. Набрав воду, я снова направился к выходу. Сделавший было ко мне шаг, пират был остановлен окриком другого.
— Оставь его, Джим, пусть идёт. Мы с ним заключили договор и будем его соблюдать. Пока он не будет пить, пусть носит воду детям, или ты за него пойдёшь сам. Они должны жить. Мы за них ещё не получили выкуп, а наш «адмирал» сумеет ещё выбить его из их мужей и отцов, которые прячутся по окрестностям. Жалкие трусы!
— Ха, Джек, ты не прав, они не трусы, просто никто из них не умеет так стрелять из ружей, как мы и французы. Не зря Морган привлёк их с нами, у них врождённые магические способности к меткости. Испанцы были просто бессильны нам противостоять.
— Ты прав, Джим, но так будет не всегда, скоро приплывут их маги и их лучшие солдаты, нам надо спешить обратно. Чего стоишь, пошёл вон, — этот окрик уже предназначался мне, на мгновение растопырившему уши и внимательно слушающему то, что говорили эти пираты. Вздрогнув от грубого окрика, я пошёл дальше.
Донеся до девочки воду, я напоил сначала её, а потом и многих других детей. Мне позволили сделать ещё три рейса, пока очередная плошка с водой не полетела мне прямо в лицо, залив её прохладной водой.
— Ну вот, маленький кабальеро, теперь и ты напился, — рассмеялись пираты, — хватит носить воду, мы выполнили свой уговор и даже тебе дали напиться, разве не так?
И они со смехом заглянули мне в лицо. Я ничего не сказал. Молча облизнув губы и стерев влагу с лица, я отправился к остальным. Но теперь мне не пришлось сидеть с краю, наоборот, меня подхватили руки взрослой женщины и начали гладить по голове.
— Как тебя зовут?
— Я — Эрнандо Хосе Гарсия-и-Монтеро, чётко, как робот, оттарабанил я.
— О, ты же сирота. Твоя мать погибла, бедняжка, в самом начале штурма. Многие видели, как её… и она внезапно осеклась, поняв, что не стоит травмировать психику подростка.
Взглянув на неё, я всё понял по глазам. Твари, ненавижу. Слишком много долгов, слишком много. Мне нельзя умирать, только не сейчас, когда количество долгов пиратов передо мной только растёт. Не сейчас.
Глава 3 Доминиканец
Одна из партий пиратов, разосланных для поимки беглецов, вернулась с добычей. С собой они привели группу монахов и доминиканского священника падре Антония. Это был полноватый человек, среднего роста, с круглым добродушным лицом и носом картошкой, над которым блестели острым умом карие глаза.
Ему не повезло, он был захвачен врасплох и не смог отбиться от группы пиратов. Был он магом-артефактором, но знаниями обладал, в основном, для проведения исследований климата и природы, а не для боевой магии. Убивать людей ему претило, не для того он учился в лучших университетах Европы на богословских и природоведческих факультетах, чтобы потом заниматься уничтожением себе подобных.
Да, доминиканцы боролись со всякой ересью и были инквизиторами, назначенными римским папой, но одно дело бороться с опасными ересями и проявлениями чёрной магии, а также людоедскими учениями, вроде индейских ритуалов человеческих жертвоприношений, и совсем другое дело грабить и убивать ни в чём не повинных людей.
Не сталкиваясь до этого с пиратами, он надеялся на их благородство и веротерпимость, но просчитался. Да и откуда ему было знать, что основная масса людей, попавших в «береговое братство» были отчаявшимися людьми, происходившими из самых низов плебса, годами не видевшими женщин на своих островах и на кораблях, бороздивших океаны.
Но не только это влияло на них. Большинство были разбойниками и бандитами, бежавшими от правосудия в Новый свет. Ну, а море никогда не прощало никого, и моряки, болтаясь в своих кораблях-бараках, будучи жертвами командиров, боцманов, провиантмейстеров и прочих, только ожесточались и озлоблялись, умирая от голода и болезней, как мухи.
Трудно требовать от них понимания и христианского смирения, о чём не подумал отец Антоний, выходец из известной дворянской семьи Испании. Будучи захваченным поисковой командой пиратов, он со смирением принял свою судьбу, моля Бога вразумить несчастных, поднявших руку на церковь и женщин.