— Падре, я ничего не знаю о магии и о том, что она может.
Падре вздохнул и искоса посмотрел на меня.
— Что ты хочешь узнать? И почему твой отец не научил тебя основам этого? Ты не прошёл инициацию?
Блин, опять эти еврейские вопросы! У падре, действительно, в роду не было марранов или сефардов? Ну да ладно, я не знал, как правильно ответить на этот вопрос. Подумав, я всё же рискнул рассказать.
— Отец пропал, когда мне было десять лет, и он почти не занимался мной, был весь в делах, в заботах. Инициацию я помню очень плохо, а после того, как я очнулся после пыток, я многого не помню, очень многого. Да и после удара эфесом этого кинжала, я ещё больше забыл и просто ничего не помню. Даже мать забыл!
— Как-то так, и что теперь делать я не знаю, и как жить дальше? Если мы с вами, падре, не сможем разбудить мои магические способности, или вернуть ваши, то погибнем в море, и обратно больше никогда не вернёмся.
Падре внимательно смотрел на меня.
— Эрнандо, а тебе точно тринадцать лет?
Я опешил и, посмотрев на своё тело, ответил.
— Ну да, вроде как, а что?
— Видишь ли, ты разговариваешь, как взрослый муж, а не как глупый и ничего не знающий подросток. Я давно смотрю на тебя и не понимаю, как так может быть. Ты ничего не знаешь о магии, да и о мире тоже, но, при этом, абсолютно здраво рассуждаешь и задумываешься над такими вопросами, о которых даже я бы не подумал. Откуда это у тебя?
— Хгм, я же и говорю, когда пытали меня, я, видимо, быстро повзрослел, а память потерял! Коснувшись рукой шрама на голове, я продолжил. — Вот тут помню, а вот тут, совсем нет. Инвалид я!
— Как, как ты сказал, инвалид?
— Ну да, инвалид, у меня ножка болит, — прикинулся я дурачком. Пусть лучше думает, что у меня «крыша» поехала, или то, что я сумасшедший, чем начнёт меня в чём-то подозревать. А то подумает, что в меня какой-нибудь ибис вселился. Или ирбис? Что-то голова совсем кругом пошла, наверное, напекло её от этих разговоров.
— Ты непонятно выражаешься, Эрнандо, я не понимаю тебя. Нагрузка на твою психику была огромной, не каждый взрослый испанец сможет выдержать такое, особенно сейчас, когда мы теряем своё превосходство перед другими, более молодыми, нациями. Это удручает.
— Я не могу сейчас ответить на твой вопрос, он очень сложный. Могу тебе сказать только одно, я на какое-то время утратил свои магические возможности, и сейчас моё ядро пусто, как разбитый кувшин. А другая информация будет тебе только мешать, ведь и твоё ядро сейчас молчит. Тебе надо учиться в семинарии, там тебе всё объяснят, а пока давай займёмся делом. Мясо завялилось и нам надо его спрятать в складках одежды. Не думаю, что у нас будет другой шанс запастись им. А будут ли нас кормить в последующем, не сможет сказать никто.
Пожав плечами, я согласился с ним, и мы занялись этим интересным делом.
Глава 5 У Гасконца
«Адмирал» пиратов Генри Морган стоял перед выборными капитанами, представлявшими береговое братство. Кроме них, тут присутствовали и специально назначенные люди, представители от всех команд и отдельных отрядов. Оглядев их всех, Морган, в очередной раз, показал свой ораторский талант, усиленный магией.
— Братья, настал тот день, когда мы можем поделить всю захваченную нами добычу! Сто пятьдесят мулов тянули ценный груз, состоящий из слитков серебра, серебряной и золотой посуды, чеканной монеты, и это помимо тех товаров, которые мы захватили, в виде пряностей, шёлка и остального.
— Но многие… — он обвёл грозным взглядом всех собравшихся, — очень многие утаили от братства добычу, припрятав её у себя. Это касается драгоценностей и артефактов. Перед походом был договор — все ценности и артефакты складывать в общую кучу, а потом делить поровну. А то, что же это, братья? Многие проливали свою кровь. Из похода не вернулось двести человек, некоторые потеряли руку, ногу, глаз или палец. Нам надо выдать компенсацию их семьям, или им самим. А вы утаиваете добычу!
— Вот договор! — он развернул лист пергамента и стал зачитывать то, что там было написано, — «а тем, кто потерял руку или ногу в бою, сверх его доли положено полторы тысячи пиастров, или пятнадцать рабов, кто потерял глаз или палец, тому пятьсот пиастров, или пять рабов». Добыча велика, но если каждый будет утаивать её, то на всех не хватит!
Французские капитаны сразу поняли, откуда дует ветер, их было меньше, чем англичан, всего восемь кораблей, против двадцати пяти, и к ним постоянно предъявлялись различные претензии. Гасконец и Пикардиец, самые известные из них, возмутились этим.