Через два часа зашел учитель и попросил продемонстрировать произведения. Ян с удрученным видом развернул мольберт и показал своих человечков.
— Да-а уж! Точка-точка, огуречик, вот и вышел человечек! Для детского сада вполне сносно! — учитель при всем желании не смог сказать ничего похвального.
— Ну, значит, это не мое! — с печальным вздохом согласился Ян.
Настала очередь Алекса. Он, явно стесняясь, показал результат: две неплохие картины акварелью. Одна изображала бегущих коней, а другая красивый прибой с огромной волной, накатывающейся на берег и изогнувшейся синей темной дугой под огромной шапкой белоснежной пены, перед тем, как упасть на скалы. Все долго смотрели и, наконец, учитель высказал общую мысль:
— Очень впечатляюще, у вас явно чувствуется рука художника. Ну, Саша, чем же Вы нас порадуете? — учитель посмотрел на смущенную девушку.
— Я… только одну картинку успела нарисовать, правда, большую, маслом… — девушка явно стеснялась. — Но она не совсем такая… понятная.
— Ну, ничего, у нас не экзамен, мы просто посмотрим. Хотя странно, что Вы выбрали масло, это обычно средство профессионалов и за два часа что-либо изобразить им… в общем, если у вас хоть что-нибудь получилось, это будет прекрасно, — подбодрил Сашу учитель.
Она перенесла мольберт так, чтобы на него падал свет от окна и, решившись, резко повернула картину к зрителям, сама напряженно замерев в ожидании. Трое зрителей молча уставились на картину. Ян сам не заметил, как стал то подходить ближе, то отходить, то глядеть на картину под разными углами. Он смотрел и не мог насмотреться. На картине был изображен лес. Но какой лес! Колоннада огромных деревьев с мощными корнями и точно так же выглядящими ветвями, постепенно пропадающая в сумеречной дали, сводила с ума. Ян даже вывернул голову набок, пытаясь представить, что будет, если картину перевернуть вверх ногами. Внизу на фоне деревьев были изображены две крошечные темные фигурки людей. Сравнение этих потерянных фигурок с гигантскими деревьями придавало ощущение масштабности лесных великанов. В дополнение ко всему, картина как бы переливалась гранями кристаллов, будто была выполнена на неровной поверхности. Ян так и блуждал по ней глазами, утопая в перспективе фантастического леса, и тосковал, представляя мизерность и одиночество заблудившихся в нем людей, от которых остались только тени.
— Идемте, — наконец хрипло выговорил учитель и выбежал из комнаты. Ничего не понимающие друзья последовали за ним в коридор. Учитель же, ничего не говоря, куда-то несся. Они так и догоняли его по коридорам, пока не оказались перед закрытыми дверьми и снова услышали его голос. — Это главный зал библиотеки.
Смотрите!
Войдя в открытую дверь библиотеки, они пораженно замерли. Перед ними висела точно такая же картина, только в два раза больше и вся потрескавшаяся и выцветшая, но все же сохранившая то же очарование.
— Это самая ценная картина в библиотеке, да думаю и во всем волшере, — тихим голосом проговорил учитель. — Ей более полтысячи лет.
— Что за плагиат? — не понимающе воскликнул Ян. — Но мы же не были еще в этом зале, и Саша просто не могла подглядеть!
— Неужели не понятно? — спросил учитель. — Если бы Саша даже и срисовала эту картину за два часа, это было бы невероятно. Но она прорисовала все детали с абсолютной точностью. Разве не ясно? Просто-напросто у обеих картин один автор!
Долго молчавшая Саша вдруг быстро подошла к картине и посмотрела в нижний правый угол. Потом оперлась о стенку и сползла по ней, сев на пол и расплакавшись.
Алекс подскочил к ней и принялся утешать. Сашенька, всхлипывая, произнесла:
— Там мой знак — «А» и два сплетенных сердечка. Неужели я такая старая?!
— Ерунда! — нарочито немножко грубо ответил Ян, — ты такая, какая есть, а эти века не имеют значения. Загляни в свою душу, разве она не поет, когда ты творишь такое?
— Да, я была словно пьяная, когда писала ее, — призналась Саша.
— Вот это и есть главное! Твоя душа молода, она хочет любить и быть любимой, она хочет творить и наслаждаться своими творениями, а ты плачешь по какому-то несуществующему отсчету времени! — успокаивал ее Ян. — Нам всем может по миллиону лет, ну и какое это имеет значение? Никакого! От этого нам ни холодно, ни жарко.