– Моё... всё моё! – Бормотал он, подбирая валяющиеся на полу пустые банки и стёкла. – Маленькие мои... идите к папочке! Куплю для вас кошелёчек с золотой каёмочкой...
Стёкла резали его руки, когда он судорожно стискивал пальцами неровную грань битого осколка. Казалось бы, человек совершенно не чувствовал боли. Набивая мусором карманы, он внезапно остановился. Пара безумных, алчных глаз уставилась на героя, рука медленно поползла к ружью.
Давид медленно отступил к выходу, связываться с этим психом у него совсем не было желания. Остальные расползлись по торговому центру будто тараканы, их не было ни слышно, ни видно. Перейдя на бег, он затрусил к слепящему солнцем выходу вдалеке. Фонарик предательски замигал и вскоре совсем потух. Он спотыкнулся через что-то и больно ударился лбом об плитку. Вдалеке слышались хриплые крики сумасшедшего:
– Я.… Хочу... боль.
Внезапно мир вокруг преобразился. Пожелтевшие от времени стены испуганно расступились в стороны, потолок исчез, и над головой засияло звёздное небо. Он обнаружил себя стоящим посреди церкви в своём родном убежище. Перевёрнутые взрывами деревянные лавки и посечённые пулями и осколками стены. Рядом стояла поваленная на бок трибуна с большим распятьем. Всё здесь было точь-в-точь таким, каким он запомнил, уходя из Юпитера.
В теле чувствовалась лёгкость. Боли в суставах и ноющие раны, которые он нажил за время путешествия, разом притихли и отступили в сторону. Из дискомфорта осталась только ноющая боль в голове, но и она вскоре притупилась.
– Прошу, не делай этого! – Раздался плач внизу.
Опустив взгляд, Давид увидел стоящего перед ним на коленях отца Павла.
– Давид! Я... – Всхлипывал Павел, прижимаясь мокрым лицом к коленям героя.
Герой сжал покрепче зажатый в руке длинный изогнутый нож, и схватив Павла за волосы, рывком откинул его голову назад. Заглянув в лицо врага, он не увидел ничего, кроме страха и мольбы. В груди разлилось что-то чёрное и гадкое, но в то же время настолько приятное, что он облизнул в предвкушении пересохшие губы.
Длинное, поржавевшее, тупое лезвие ножа врубилось в беззащитную шею врага. Тупое лезвие не в силах было разрезать кожу на горле, и герой, с силой нажав, начал энергично перепиливать. Горячее и липкое обдало его лицо. Посмотрев в глаза хрипящего и булькающего кровью Павла, Давид в который раз слизал солёное со своих губ. Отбросив на пол тело врага, он стал над ним и начал лихорадочно носить удары ногами и ножом. Он ещё долго бил отца Павла даже после того, как он застыл без движения.
Панорама вновь поменялась. Теперь он стоял посреди широкого поля. Куда ни кинь глазом, везде возвышалась высокая мягкая на ощупь трава. Всё исчезло – кровь, нож, тело Павла. Остался только он да бескрайнее, волнующееся колосьями, поле. Над головой небо заволокло грозовыми облаками. Было душно и пахло влагой, будто перед ливнем. Лучи солнца не пробивалась из-за черных будто смоль туч, поэтому вокруг царил полумрак.
– Ты пришёл. – Раздался нежный голос за спиной, и, обернувшись, Давид увидел Настю.
Настя стояла в паре метров от него, облачённая в белоснежный наряд. Он посмотрел на себя и убедился, что одет в точно такой же.
– Я опять сплю? – Разбито спросил он. – И ты мне только снишься...
– Что ты, дурашка! – Насмешливо ответила она и приложила тёплую ладошку к его щеке. – Всё кончилось. Теперь мы с тобой вместе.
Боль в голове усилилась и теперь отдавалась спазмами по всему телу.
– Пойдём... – Сказала Настя, и, взяв его за руку, повела к огромным выцветшим воротам, которые ему однажды уже приходилось видеть.
Боль стала нестерпимой, и он со стоном рухнул на мягкую землю, зажимая ладонями уши. Колокольный звон раздался внутри черепной коробки, будто кто-то рвал мозг своими острыми когтями, оставляя на нём глубокие борозды.
– Что случилось, милый?! – Участливо воскликнула Настя, упав на колени рядом. Её ладони мягко легли на его плечи.
– Голова... боль. – Прохрипел герой.
– Потерпи немного... Ещё совсем чуть-чуть. Ты должен пройти через это, чтобы мы вновь были вместе.