Подростки не успели ещё оставить свои следы на домах. Цветастая детская площадка выглядела совсем новой и целой. Чьи-то забытые разноцветные формочки для песка заставили меня улыбнуться, но одновременно с этим вспомнил как Павлов расстрелял детей-восставших. Вспомнил их жадные и, одновременно, пустые глаза… мокрые от слёз глаза Павлова, полные сожаления. От накатившей грусти закружилась голова, ноги подкосились, и я упал, ударившись головой об край деревянной песочницы.
Краем глаза я успел заметить как Павлов обернулся и рванул ко мне. Увидел, его испуганный взгляд…
Когда я очнулся, сильно болела голова. Особенно где-то слева. Каждый стук сердца отдавался в голове, будто удар молоточка. Что-то сдавливало лоб и закрывало глаза. Я ощупал голову – она была обмотана повязкой.
Я лежал на чём-то мягком. Левая рука упиралась в спинку. Тяжело вздохнув, я сел, с болью поднял повязку и открыл глаза: я был в большой комнате, но кроме старенького, потрёпанного жизнью дивана, на котором я сидел, ничего не было.
Я сидел у самого окна: ночь была светлая. Будто и вправду не начиналась зима. Но луны не было видно. Не было видно ни её, ни единого облака, где она могла бы прятаться. Город внизу выглядел совершенно иначе: тёмные, пугающие дома и улицы. Бегающие тени создавали ещё большую ужасающую картину.
Мир без электричества и людей стал выглядеть иначе.
– Уже очнулся? – Павлов стоял в дверном проёме. – Здорово же ты меня напугал.
Он говорил тихо, будто бы прочитал мои мысли с мольбой об этом. Его бледное осунувшееся лицо выглядело как череп, обтянутый кожей.
– Что случилось-то? – он подошёл и сел на край дивана рядом со мной. – Что вообще с тобой происходит?
– Не знаю… я просто шёл, и думал, а потом всё, мрак. Помню только перед тем как ударился, ты ко мне побежал. А где мы?
– Эх, значит не скажешь, – вздыхая, сказал Павлов и поднялся. – Не парься. Ложись, отдыхай.
– Ты снова вломился к кому-то? – спросил я.
– Какая уже разница, Костя, – ответил Павлов и вышел, оставив меня наедине с собой.
Я снова лёг на спину, но спать совершенно не хотелось. Болел живот, голова, ноги…
Долго я лежал, глядя в полоток, и прокручивая рулетку из образов и воспоминаний недавнего прошлого: Павлов, Максим, мальчик, дети, тот одинокий восставший, бабушка что сидела рядом со мной, постоянный страх… Это продолжалось очень долго. Сон пришлось как-то там собой, когда уже рассветало.
День 37
Вокруг было тихо. Сочная зелёная трава слабо колыхалась под дуновением ветра.
Маленький коротковолосый мальчик, с точками-веснушками вокруг носа, стоял в центре огромного поля. Он о чём-то задумался. Ветер приятно обдувал лицо, а светлые волосы, будто из шёлка, красиво развивались. Так продолжалось, пока он не услышал собачий вой вдалеке, за горизонтом.
Сразу же сменившись в лице, не теряя ни секунды, мальчик рванул в сторону от звериного клича. Теперь его лицо было полно страха.
Вскоре силуэт зверя показался из-за горизонта, и быстро догонял испугавшегося мальчишку. Всего в несколько прыжков, через несколько мгновений, зверь был уже возле мальчика.
– Что… тебе надо? – крикнул, задыхаясь, мальчик.
В ответ донеслось лишь невнятное мычание, и в воздухе послышался смрадный запах. Зверь на секунду замер, готовясь к очередному прыжку, и в следующее мгновение уже бежал один, пережёвывая плоды своей охоты.
Я резко открыл глаза, и сел на кровати – она была вся мокрая.
Павлов стоял у дверей, будто в ступоре.
– Кошмары, да? – спросил он с лёгкой грустью. Мне уже каждый день они снятся, поэтому это его всё меньше волновало, но прекратить он всё равно не мог. – Я только-только хотел тебя будить. Нам пора выходить. Надо утром это сделать.
– Всё-таки сегодня, да? – спросил я, вставая с кровати. Меня пробирал озноб.
– Больше ждать нельзя – сам видишь, что там происходит, – Павлов указал в окно.
Пару дней назад резко стало холодать, и в квартире без нескольких одеял просто невозможно было уснуть. От мокрой одежды было ещё холоднее.
– У нас нет другой одежды? – спросил я, хоть и знал ответ.
– Нет. Ты вчера последнюю взял.
Я протёр глаза, чтобы окончательно прогнать сонливость. На улице только начинало светлеть. Мрак комнаты лениво расползался по мелким углам.
Синие пятна были у Павлова уже на подбородке. Ещё вчера они были только на шее. С каждым днём их становилось всё больше. Времени почти не было.
– Ты как? – спросил я.
– Пока живой, как видишь, – отшутился он, но по глазам можно было заметить сильный страх.
Я тоже мог быть на его месте, и это не давало мне покоя. Любой может.