Дорогу стеной окружали деревья, а по заснеженной дороге ехать быстро не получалось.
Примерно через час лесополоса кончилась, и нам открылся город впереди, вокруг которого будто и не было ни одного дерева – сплошные, покрытые снегом, поля. Небольшой монумент в виде треугольника с надписью «Добро пожаловать в Крувир – город больших надежд» обвалился сверху, где должна была идти верхняя бетонная балка, и осталось что-то вроде английской буквы «V».
Чуть в стороне, справа, виднелись потемневшие от времени зелёные плиты магазина. Большой логотип на стене «Дюрасинка» говорил о том, что это один из магазинов когда-то успешной сети, раскинутой по всей стране. Толик повернул туда и подъехал к входу, оставив машину на бордюре, напротив.
– Вылазим, дамочки, – сказал он, вылезая из машины.
Мы все выбрались на улицу. Дыхание морозного воздуха ударило в лицо, вызывая неприятное покалывание. Вокруг было тихо и спокойно. Кроме слабо несущегося ветра ничего не смело нарушать гармонию. У меня неприятно свело живот – не нравилось мне это, слишком тихо. Мы подошли к багажнику.
– Хватайте всё, что плохо лежит, – сказал Толик, схватывая за дуло автомат и подтягивая его к себе.
– Шмалять можно? – улыбаясь, спросил Дима.
– Во всё, что херово двигается, – ответил Толик и посмотрел на часы. – На всё про всё у нас часа два.
– А если люди? – спросил я.
– Смотреть по обстоятельствам, – ответил Толик. При этих словах Дима улыбнулся.
Мне выдали пистолет, и мы пошли к магазину.
Я встал настороже, внимательно вглядываясь в белоснежное покрывало, что устилало землю. Солнце медленно проходило зенит, будто совсем не двигалось. Было такое ощущение, будто весь мир замер. В такие моменты кажется, что всё это лишь чей-то глупый сон. Вот же, он, мир, спокойный, без опасностей – только живи и радуйся. А потом чьи-то гнилые зубы резко впиваются в твою ногу, пробивая штаны и отрывая кусок кожи…
– Чего встал? – спросил Дима, стоя у двери. Все уже вошли внутрь.
– Сейчас, – ответил я.
Внутри было достаточно светло – внутрь, сквозь большие окна, проникало много света. На полках у кассы лежали разные жвачки, конфеты, батончики. Рожица улыбающегося медвежонка, который надул большой шарик из жвачки, смотрела на меня с упаковки, весело подмигивая – взял её и положил в карман.
«Думаю, Кристине понравится».
– Лучше разделимся, – предложил Толик. – Я здесь пошарю, Димон – ты в мясной, Кирилл – на склад, а ты, – он посмотрел на меня, – идёшь на другую часть склада, подальше.
– Один? – удивился я.
– А чё? – спросил Толик. – Пушка есть, глаза – тоже. Или ты, как целка, испугался?
– Нет, но…
– Значит, нехуй тут нюни разводить. Пошёл.
Я двинулся на дальний склад, достал фонарик. В холодильниках по сторонам давно всё сотни раз растаяло, смешалось и снова замёрзло. В итоге, там сейчас была какая-то непонятная каша из этикеток, масла, рыбы, мороженного и ещё неизвестно чего. И посреди этого была огромная крыса, которая безжизненно смотрела изо льда – она даже не поняла, что произошло с ней на самом деле. И никогда не поймёт.
Аккуратно ступал, просвечивая каждый угол и пространство под всеми холодильниками, где встретил лишь ещё пару мышей, которые, издав тонкий тихий писк, убежали куда-то вглубь самого здания по скрытым проходам. Приоткрыл двери и зашёл на склад, где стенами стояли ящики, коробки с разными крупами, макаронами, напитками и банками. Здесь были целые коробки с растаявшим, а потом застывшим, шоколадом – по краям были видны следы от крохотных зубов.
Было холодно, и каждое поскрипывание или случайный скрежет нагоняли страх, будто по сердцу кто-то водил ржавым гвоздём. Хотелось бежать отсюда назад, на свет, но я шёл вперёд, в густые объятия темноты. Кучи коробок выглядели особенно опасными.
Но вот я дошёл до конца небольшого склада, всё ещё раз тщательно проверив, и ничего не обнаружил.
«Вроде как, безопасно».
Я развернулся и услышал позади непонятные обрывки разговоров. Пошёл быстрее, и у самой двери уже мог кое-что расслышать:
– …луйста, нам немного нужно, – говорил мужской голос жалобно. – У меня жена… в машине.
– Послушай, браток, – я узнал Димин голос, – езжай по-хорошему.
Пошёл быстрее и увидел в конце зала, возле входа, свою троицу, и ещё одного неизвестного высокого мужчину в грязной, когда-то белой, куртке.