– А-а-а...– едва слышно сказала Нина.– Понимаю.
– Не больше чем на два дня. Ты можешь остаться, если хочешь.– Он очень не хотел, чтобы она оставалась: они были женаты всего неделю, и, строго говоря, у него был медовый месяц.– Пирсон сказал, что дорогу оплатят обоим.
– Все равно у нас нет выбора,– с несчастным видом сказала Нина. Она выпрямилась и начала собирать рассыпанные карты цветов.– Думаю, на ремонт уйдет вся краска.
Она скорбно стала наливать скипидар в жестянку с кистями. Левую щеку ее пересекала зеленая полоса цвета морской волны – видимо, Нина поправляла свои длинные белые волосы. Кассик взял тряпку, намочил в скипидаре и осторожно вытер краску.
– Спасибо,– грустно сказала Нина.– Когда нам нужно ехать? Прямо сейчас?
Он посмотрел на часы.
– Лучше поспеть в Балтимору к вечеру. Его арестовали. Это значит, нужно вылететь из Копенгагена в восемь тридцать.
– Пойду приму ванну,– послушно сказала Нина.– И переоденусь. И ты тоже.– Она снисходительно потрепала его по щеке.– И побрейся.
Он кивнул:
– Все, что прикажешь.
– Наденешь светло-серый костюм?
– Лучше коричневый. Как-никак собираюсь на работу. К двенадцати часам я буду на службе.
– Это значит, нужно снова стать надутым и важным?
Он засмеялся:
– Нет, конечно. Но это дело меня беспокоит.
Нина наморщила нос:
– Беспокойся сам. И не жди, что я буду беспокоиться вместе с тобой. У меня и так есть от чего болеть голове... ты понимаешь хоть, что к следующей неделе мы не закончим?
– Наймем пару человек, они все сделают.
– Ну уж нет! – живо ответила Нина. Она скрылась в ванной, пустила горячую воду, вернулась и, сбросив туфли, стала раздеваться.– Ни один алкаш не переступит порога этой квартиры – для меня это не работа, это...– Стаскивая свитер через голову, она нашла нужные слова: – Это наша семейная жизнь.
– Гм,– проговорил Кассик суховато,– пока я не устроился на службу, я сам был одним из таких алкашей. Но как скажешь. Я люблю красить, все равно что.
– Тебе не должно быть все равно,– критически заявила Нина.– Черт подери, я хочу заронить искру понимания искусства в твою буржуазную душу.
– Ни слова о том, что это должно быть мне интересно. Это преступление против релятивизма. Сама интересуйся чем хочешь, но не говори, что и я должен.
Нина, хохоча, прыгнула ему на шею.
– Ты большой надутый дурак! Что мне с тобой делать, разве можно все воспринимать так серьезно?
– Вот уж не знаю,– нахмурился Кассик,– что нам с тобой делать с нами обоими?
– Это и вправду беспокоит тебя,– заметила наконец Нина, глядя ему в лицо, и в голубые глаза ее закралась тревога.
Кассик принялся собирать разбросанные по полу газеты. Притихшая Нина покорно наблюдала за ним, стоя в одних забрызганных краской спортивных штанах, нейлоновом лифчике, босая, и белые волосы в беспорядке падали на ее гладкие плечи.
– Ты расскажешь мне что-нибудь об этом деле? – спросила она.
– Конечно,– ответил Кассик. Сложив газеты, он вытащил из пачки одну, сложил ее и подал Нине.– Почитай это, пока будешь принимать ванну.
Статья оказалась длинной и глубокомысленной.
СВЯЩЕННИК СОБИРАЕТ ТОЛПЫ СЛУШАТЕЛЕЙ
ЕЩЕ ОДНО ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ВСЕМИРНОГО РЕЛИГИОЗНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ
Граждане пришли послушать предупреждение священника о грядущих бедствиях. Проникновение враждебных форм жизни предсказано в мельчайших деталях.
Ниже помещалась фотография Джонса, но теперь уже не на помосте уличного балагана. Новоиспеченный священник был в потертом черном сюртуке, черных ботинках, относительно выбрит и очень смахивал на бродячего проповедника, странствующего от деревни к деревне с горячими проповедями перед толпами крестьян. Нина быстро окинула статью взглядом, прочитала несколько слов, еще раз посмотрела на фотографию и, не говоря ни слова, повернулась и пошлепала в ванную, чтобы выключить кран. Газету она так и не вернула; когда через десять минут она появилась опять, газета словно испарилась.
– Ну что ты на это скажешь? – с любопытством спросил Кассик.
Он уже привел в порядок комнату и начал собирать вещи.
– Ты о статье? – Окутанная облаком пара после ванны, светлая, словно Венера, Нина рылась в шкафу в поисках чистого лифчика.– Я потом ее прочитаю, сейчас надо скорей собираться.
– Так, значит, тебе наплевать? – раздраженно сказал Кассик.
– На что?
– На то, что я делаю. На все, что касается моей работы.
– Милый, это все не моего ума дело.– И она хитро добавила: – К тому же ведь это тайна. Я просто не хочу совать свой нос.