- А кто такой этот Петя? - спросил я завхоза, когда мы покинули клуб.
- Да он председатель секции досуга по колонии. Отвечает за все культмассовые мероприятия в зоне. Парень отличный, советую подружиться. Завтра пойдешь в клуб, там тебя ребята музыканты еще посмотрят. Если подойдешь им, то будешь работать в самодеятельности. Единственное, что тебе надо сделать, так это отписаться побыстрее.
- Как понять отписаться, - не понял я.
- Ну явочки, явочки, дружок, без этого никак.
- Блин, я ведь уже говорил, что мне не о чем писать и не в чем признаваться.
- Ну тогда стучи на соотрядников, или сиди в карантине до конца срока.
- А что другого выхода нет? – ни как не мог успокоиться я.
- Другого выхода нет, пацан. Думай, или в клубе, в тепле сидеть, или с промки не вылезать и полы пидорить с утра до вечера.
«Как же быть, - думал я, - может, и правда делюгу какую-нибудь придумать? А вдруг раскрутят ещё? Ведь посадили уже ни за что, значит и раскрутить тоже запросто могут».
В карантине ни с кем общаться не хотелось, так как было понятно, что все здесь стучат друг на друга. Ведь не одному же мне предлагали это занятие. А сорваться отсюда побыстрее мечтал каждый. Поэтому, молоть языком в карантине было равносильно рытью могилы.
XIV
Утром, как и обещал завхоз, меня отвели в клуб. Здесь, по сравнению со вчерашним днем было много народа. Каждый занимался своим делом: кто играл музыку, кто рисовал, были даже какие-то жонглеры на сцене. Ко мне подошел мужичок лет сорока, держащий в руке гитару.
- Привет! Это тебя к нам на выявление?
- На какое выявление?
- Ну талант твой выявлять здесь будем, ты ведь барабанщик?
- Да.
- Давай знакомиться, меня Андрей зовут, - представился гитарист.
- Меня Юра.
- Юрок, значит. Ну садись, Юрок, за барабаны, чуток с тобой поиграем.
Андрей этот очень даже не плохо играл, я не думал, что в зоне могут сидеть такие игрули. После того, как мы сыграли с ним несколько импровизаций на рок-н-рольную тему, Андрей продолжил наше знакомство:
- Ну что я могу сказать. Ты нам подходишь, Юрок. У меня сейчас времени особо нет, ты сиди, занимайся пока, с ребятами познакомься, а мы с тобой позже приколемся.
Гитарист ушел, а я стал греметь дальше, пока меня не остановил какой-то парнишка:
- Ты что, к нам что ли?
- Ну да вроде.
- Тогда слушай, - парень принял серьезный, - ты не думай, что в клубе легко. Тут тоже свои порядки и расслабиться тебе никто не даст. Если ты барабанщик, то сиди весь день за установкой, потому что это твое рабочее место. Уйти ты можешь только на перекур, а они у нас тоже по расписанию, и на обед. Понятно?
- Что ж тут не понять.
- Ну тогда работай, и смотри: будешь нарушать правила – быстро отсюда вылетишь.
Каждый день с утра до трех часов дня я проводил в клубе. Меня даже привлекли для репетиции предстоящей концертной программы. Правда, играть разрешили всего две песни. Играли какой-то глупый шансон, но выбирать не приходилось. Когда я возвращался в карантин, меня напрягали на мытье полов, уборку пыли и прочие грязные работы, для того, чтобы жизнь не казалась сахаром. Буграм не нравилось то, что я хожу в клуб, и каждый раз, встречая меня, каждый из них старался сделать гавно. Глядя на мою хромоту, бугор старался меня зацепить и дать непосильную работу, а потом отпиздить за невыполнение. Единственное, что меня сдерживало, это то, что скоро меня должны были перевести в отряд к клубным работникам. Вообще, зеки, которые занимали должность бригадира в карантине, все, как на подбор были гандонами. Ходили слухи, что их после освобождения вылавливали на воле и опускали, а некоторых вообще находили мертвыми.
Если зеку в карантин загоняли передачку, то получали ее бугры и делили между собой, а хозяину данного добра разрешали зайти в пищевую комнату на пять минут и съесть яблоко. Больше этот зек ничего из привезенного не получал. Все жрали бугры, а то, что не в силах были съесть, выкидывали в парашу, так как знали, что на следующий день все равно еще привезут кому нибудь харчей.
- Да плюнь ты на эти явки с повинной, - учил меня Андрей, - это они спецом тебя грузят, чтобы плюсы себе заработать. С этих козлов, бригадиров ваших, менты трясут явки, а они их из вас выбивают. Не пиши ничего, мой тебе совет, тяни время. Все равно тебя скоро к нам переведут в отряд. Перевод осуществляется через приказ хозяина[25], а ему перечить никто не будет.
И правда, как и обещал Андрюха, спустя две недели меня повели на этапную комиссию. Проводилась данная церемония на промзоне. С утра нас, идущих на комиссию, привели в распорку, выстроили в ряд, и дали каждому учить доклад следующего содержания:
« - Разрешите… Здравствуйте!
Осужденный Соломин Юрий Владимирович 1977 года рождения по статье 111, ч. 2 на срок шесть лет шесть месяцев на этапную комиссию прибыл.
- Спасибо. До свидания».
Мы стояли и учили этот незамысловатый текст, а вокруг нас ходил бригадир и говорил о том, что если кто-нибудь из нас не скажет по форме, то последствия будут нехорошие. Ближе к обеду у нас стали проверять этот самый доклад. К нам по очереди подходил бригадир и слушал. Тех, кто запинался или бубнил себе под нос, уводили в туалет и били. Когда пришла моя очередь, я пересказал все без запинки, но бугор все-таки доебался:
- Ты почему не брит, Соломин?
- Я брился вчера вечером.
- Ты пиздишь, у тебя видно щетину.
- Если бы я брился утром, то щетины не было, но ведь по утрам нам бриться не разрешают.
- Я смотрю, ты слишком разговорчивый стал, - не унимался бугор. – Пойдем к зеркалу, я покажу, как ты брился.
Мы зашли в туалет, за нами проследовало еще два бригадира.
- Пацаны, смотрите, этот мудак говорит, что брился.
- Ты че, охуел, падла? Ты сейчас к начальнику колонии в кабинет пойдешь с небритой рожей?
После этих высказываний я опять получил по башке, потом меня немножко попинали, дали тупой одноразовый станок и три минуты времени. Побрив лицо, я был готов к встрече с Хозяином.
После обеда нас повели в какой-то административный отсек с множеством кабинетов и выстроили в очередь около одного из них. Перед данной церемонией бригадир еще раз проверил у каждого знание доклада. Дождавшись своей очереди, я зашел в кабинет. Моему взору предстало скопище мусорских чинов. В званиях я тогда не разбирался, но понял, что мусора сидели деловые. В центре за огромным столом сидел здоровенный мусор, очень напоминающий свинью. Это был Хозяин. Я представился, как полагалось, и стал ждать своей участи. Хозяин медленно, как подобает жирным свиньям, прохрюкал одному из чинов:
- Ну что там по нему? – и указал взглядом в мою сторону.
- Музыкант, Евгений Дмитриевич, музыкант. Барабанщик, - засуетился чин.
- Ну, в тринадцатый отряд пойдешь. Все.
На этом церемония определения моей участи закончилась.
После того, как все по очереди посетили кабинет начальника, нас опять отвели в цех и поставили щипать вату.
«Бля, вроде перевели, а вроде и нет, - думал я. – Вроде числюсь уже в другом отряде, а до сих пор приходится щипать вату и терпеть крики и оскорбления от бригадиров. Скорей бы вечер что ли. Может, переведут все-таки».
- Соломин! – услышал я голос.
- Я здесь.
- Давай в кабинет к бригадирам.
«Ну вот, опять началось. Что ж они не успокоятся никак? Я ведь переведен уже из этого дерьма, нафиг я им нужен?»
Я постучал в дверь и вошел. В кабинете сидело трое бугров:
- Ты что, думаешь, что от нас так легко улизнуть? – начал один из них. – Не получится. Давай говори, о чем ребята в курилке толкуют. Может, кто-нибудь в побег собрался или еще что-нибудь? Ты что, думаешь, если на комиссию сходил, значит, отмазался? Ошибаешься. Пока не расскажешь что-нибудь полезного для оперативного отдела, из карантина не выползешь.