- Привет.
- Здоровее видали! Да ты не жмись у тормозов, заходи, не стесняйся. Зеки, они хоть и противные, но все-таки добрые. Ха-ха-ха! – это обращался ко мне молодой парень, который назвался Стасом. На вид ему было лет 19, но было видно, что в тюрьме парень человек свой – либо раньше побывал, либо давно здесь сидит, - сделал я заключение.
- Давай, разбирай баул, я подскажу, что куда раскидать: мыльно-рыльное можешь пока на крючок повесить. Видишь, где пакетики висят? Фаныч[6], весло[7] и шленку[8] – в дубок[9]. Если продукты какие есть, - под дубком коробки стоят, - а что портится быстро – на решку[10] положить можно, там прохладнее. Если богат курехой и чаем, можешь на общак уделить внимание. Я позже объясню тебе, что почем. А потом, когда с семьей[11] определишься, проще будет. Спать пока ляжешь сюда, - Стас указал мне на верхний ярус одной из шконок, - спим в две смены, так как народу в хате в два раза больше, чем спальных мест. Спать будешь днем с восьми до восьми. Устраивает?
- Да привыкну как-нибудь.
- Вот и ладушки. А сейчас к ребятам подойди, о себе расскажи, - Стас проводил меня вглубь хаты, где сидело трое взрослых парней, по поведению которых было видно, что они пользуются здесь авторитетом.
- Ну, здравствуй. Как звать?
- Юркой.
- Погоняло есть?
- Солома.
- Солома, значит? Хорошо, Солома. Что тебе мусора шьют? Откуда сам? Ты не боись, не у следователя находишься. Тут проще все: если не хочешь, можешь и не говорить.
- С Подольска я.
- Земляк, значит.
- По 105-й взяли.
- О, мокрушник! Кого вальнул?
- Да никого. Я скиновал, мусорам дорогу перешел, а они труп на меня повесили.
- Скин? Ты тут поосторожней, в тюрьме нацизм, расизм и прочая поебень такого плана не приветствуется. Тут все братья, все под мусоров попали, живем вместе все, так что замашки свои фашистские лучше забудь на время. А то, что одним хачом в городе меньше стало, это хорошо. Меня Федором кличут. Если какие непонятки возникнут, говори. А так пацаны тебе все объяснят. На рожон не лезь, инициативу лишнюю не проявляй. Лучше присматривайся пока, а потом поговорим более серьезно.
- Стас, а кто этот Федор? Он что, смотрящий здесь?
- Тихо ты! Думай, что говоришь! Ты книжек что ли начитался? Смотрящие на вышках стоят да в красных тюрьмах за хатами смотрят с мусорской подачи. А Федор, он из братвы. Он отвечает за всю движуху в хате. Вообще, он замечательный человек. Таких, как он, мусора боятся. Здесь у нас все по справедливости, не то, что на воле. Ты думаешь, если в тюрьме преступники сидят, значит, здесь бардак? О, нет, брат, здесь система так отлажена, что любое государство позавидует: если ты человек, то и жить по-человечески будешь, а если блядь какая, то и относиться к тебе по-блядски станут. Усек?
Так я стал общаться со Стасом. В свои 19 лет этот парень имел два года «малолетки» за плечами, а в этот раз сидел сразу по трем уголовным делам: два убийства и нападение на инкассаторскую машину.
- Я, Юрок, боевики смотреть любил. Вот и досмотрелся. Жизни красивой хотелось, денег, а теперь «пыжа»[12] могут впаять. А я и не жил вовсе, - было понятно, что на душе у парня кошки скребут, но виду он не подавал и держался на удивление бодро.
Каждый день Стас мне объяснял мне подробности тюремной жизни:
- Общак, брат, собирается для нас же самих, для братьев наших. Вот есть у тебя, например, чай, сигарет мамка привезла, и хорошо тебе, пока мамка ездит, и проблем вроде нет у тебя. Но не у всех есть мамки, да и ездят не ко всем. Люди, бывает, всю жизнь сидят, а мусора, брат, чаем да курехой не снабжают, а это нужда, без этого зеку просто кранты. Поэтому каждый порядочный арестант в меру своих возможностей уделяет внимание на Общее. Есть люди, которые в ответе за него. Они и распределяют общее по надобности. Вот, к примеру, заказали человека на зону – дорога долгая, этапы, пересылки. Сколько ехать – одному Богу известно. А у него баул пустой. Куда ему деваться? Это ведь не воля – тут не купишь необходимое в дорогу. Поэтому, благодаря общаку, каждый уходит на этап собранный: есть у него и курить, и чай, и мыло, и прочие необходимые прибамбасы. Улавливаешь? Другой пример. Арестант с мусорами поцапался, рамсанул за щемилово брата нашего. Куда его? В карцер суток на пятнадцать. Человек страдает за благо жития арестантского. Неужели его можно оставить там голодного и холодного на растерзание тюремным крысам? Нет. Ты, Юрок, если что непонятно, интересуйся, а то преподаватель из меня херовый. Догоняешь хоть, о чем речь?
- Да не дурак, вроде. Смысл понял. Я уж и сам загорелся помочь, да нечем пока.
- Не торопись. Придет время – поможешь. А пока смотри, привыкай, устраивайся… Кстати, чуть не забыл, - продолжал Стас, - я слышал, что ты черных не любишь?
- А за что их любить-то?
- Короче, не о том речь. В хате у нас один негр числится, на данный момент он на ИВС – вывезли к следователю. Так вот, скоро он вернется. Смотри, чтобы никаких рамсов у вас с ним не было. Я подозреваю, что мусора тебя спецом в нашу хату кинули, чтобы спровоцировать.
«Во бля, попал! И в тюрьме житья нет. Вот угораздило в одну хату с обезьяной попасть. Ладно, разберемся как-нибудь».
- Хорошо, Стас, я даже смотреть в его сторону не буду, не то чтобы рамсить.
- Ну, это уж слишком. Парень он неплохой, пацанам в хате он нравится. Экзотика как-никак!
Дня через два эта «экзотика» вернулась с ИВС. Настоящий африканец, спортивного телосложения, этот негр неплохо разговаривал по-русски, пил с пацанами чифир и играл в шахматы. В хате он был как живая игрушка. Относились к нему хорошо, даже заступались. Звали его Боб, но пацаны в шутку называли его Максимка. По началу я сторонился этого папуаса, но со временем начал привыкать.
Как-то Боб показал мне свой фотоальбом. На первой фотографии я увидел довольно-таки симпатичную молодую девушку, которая держала за руку рядом стоящего с ней мальчугана. Мальчишка был темнокожим.
- Это кто?
- Это моя жена Наташа и сын Волик, - с гордостью ответил Боб.
- У тебя что, русская жена?
- А что? Я не человек что ли? Мы любим друг друга, у нас сын.
- Круто, - только и мог выдавить из себя я, - а как познакомились-то?
- Я приехал из Республики Заир, город Киншас. У нас большая семья, живем хорошо, родители преуспевают в бизнесе. Наш район Виллидж – самый престижный в городе.
- Ты, давай, не хвастайся, как познакомились, расскажи.
- Ну вот. У нас считается престижным получать образование в Москве, в Университете Дружбы Народов им. Патриса Лумумбы. Поэтому меня отправили сюда. Там я познакомился с Наташей. Потом поженились, ребенок родился. Ему сейчас четыре года уже, - у Боба на глазах выступили слезы.
Бля, мне как человеку, пропагандирующему расизм, стало по-настоящему жаль этого парня. И в этот момент мне стало стыдно перед ним за те поступки, которые я совершал, ненавистно относясь к чернокожим. Вот, сидит парень, у него русская жена, она любит его, ребенок у них. Что еще для счастья надо? Разве он виноват, что у него темная кожа?
- А как сюда попал?
- Мама Наташи меня не любит. Всегда говорила, что ее дочери не нужен черномазый муж. Я наркотиками баловался, знал, где купить героин. Ко мне иногда приходили ребята, просили достать дозу, но сам я никогда не продавал. Один раз пришел парень на «ломках», плачет, просит, чтобы я купил ему наркотик. Я сам знаю, как тяжело на ломках. Пожалел я его, взял у него деньги и пошел на точку. Он остался ждать меня в подъезде. Когда я вернулся, меня арестовала милиция и у меня нашли героин. Только нашли больше, чем я принес с собой. Они его как-то мне подбросили. Рядом с милицией стояла мама Наташи и говорила им, что я – наркоман, что я заражаю ее дочь, что мое место в тюрьме. Потом я узнал, что это она в милицию обратилась, а они заставили того парня прийти ко мне. У него не было выхода, так как он тоже попался с наркотой. Ему оставалось либо сесть, либо сотрудничать с милицией. Он выбрал второе. А я оказался здесь по статье 228-й, часть 4[13]. Мой адвокат говорит, что это незаконно, ведь я не торговал. Но доказать будет очень трудно, так как здесь, в России, постоянно нарушаются закон и права человека.