В эту минуту он сам стал ребенком, ощутив ошеломляющую новизну, казалось бы, обычных вещей.
Наш современник — писатель Юрий Олеша в книге «Ни дня без строчки» задумывается о том, когда наступает минута, отделяющая «обыкновенного» мальчика от поэта или живописца. И уловима ли эта минута?
Юрию Олеше уловить ее, возвращаясь памятью к детству, не удалось.
Мне кажется, эта минута начинается не тогда, когда начинаешь видеть мир иначе, чем остальные: человек сам начинает видеть себя по-новому. Это особый взгляд — не от себя, а внутрь себя, в то таинственное «я», которое раньше не ощущалось как нечто единственное в мире.
Пожалуй, нет человека, который на старости лет не был бы в той или иной степени одержим «поисками утраченного времени».
Был ли Леонардо исключением?
Авторы беллетристических повествований о нем утверждают, что не был. Он тоже возвращался мыслью к детству, юности, к первой работе, первым шагам в искусстве…
Но мне кажется, что «поиски утраченного времени» были абсолютно чужды Леонардо, его время не было «утрачено». Настоящее, одно лишь настоящее захватывало его безбрежные интересы настолько, что, наверное, не оставляло на воспоминания ни телесных, ни душевных сил.
Леонардо в записях все время возвращается к мысли об универсальности, но его волнует не универсальность личности вообще, а универсальность живописца, универсальность мастера, запечатлевающего все разнообразие мира обдуманно и, выражаясь современным языком, высококомпетентно.
Видеть для Леонардо — это насытить око всем богатством видимости и, не дав ускользнуть ни одной подробности, углубиться в самую суть явления, таящуюся за видимостью, а потом опять насыщать и насыщать око, уже понимая суть явления и видя его в развитии, в изменении, в трепете и пульсации жизни. Увидеть, чем было это раньше и чем будет потом, через тысячелетия.
Иногда в Амбуазе мне казалось, что по реке Луаре, за течением которой сосредоточенно наблюдал старый Леонардо, скользит лодка, в ней Кэрролл рассказывает девочкам свои истории. Порой об абсурдных вещах.
Разве не абсурдна игра в крокет, где роль молотков выполняют живые фламинго, но если абсурд понимать широко, то чудо — тоже абсурд, потому что в нем нарушены или, точнее, будто бы нарушены некие законы бытия.
О Леонардо часто сегодня говорят и пишут, что все научно-технические революции будущего уже жили в его голове.
Это общая формула.
Рассмотрим ее в подробностях. Хотите узнать, чем занимался серьезно и тщательно этот человек?
Анатомией, физиологией, антропологией, ботаникой, геологией, географией, топографией, космографией, чистой механикой, гидравликой, гидромеханикой, океанографией, оптикой, термологией, физикой, астрономией, математикой…
(Для одного человека более чем достаточно. Но мы лишь начали перечислять…)
Он занимался всеми видами техники, включая инженерию, машиностроение и летное дело; он изучал рост растений и деревьев, течение рек, движение вод, геологические образования почв, атмосферные явления, окаменения…
…Кровообращение, физические, биологические, оптические, математические и астрономические законы; он первым сформулировал закон сохранения энергии, первым объяснил до Галилея падение тел, вычислил величину трения… Не много ли для одного человека?
Он разработал волновую теорию, анализировал в мельчайших деталях полет птиц и строение глаза, изучал и устанавливал законы рождения облаков, дождей и молний; думал о бесчисленности миров и идентичности Земли и небесных тел; открыл в рычаге прообраз всех будущих машин, конструировал сложнейшие аппараты, прообразы чудес техники XX века; он изобрел станки для витья веревок, прялки, буровые инструменты, конические мельницы для растирания красок, горизонтальные турбины, блоки и лебедки, токарные станки…
(Но и этого мало!)
…Машины для обтачивания напильников, пил и винтов, машины для прокатки золота и выбивания монет, паровую пушку, землекопалку, одноколесную тачку (все это можно увидеть в его музее в замке Клу в Амбуазе), парашют, водолазный костюм…
И он же написал картины, совершенство которых кажется фантастическим.
Один человек.
Разве это не чудо?
Разве это не «абсурд»?
В рассказах, посвященных закату античности и заре Возрождения, Бунин увидел Лауру в портале церкви в Авиньоне, став в эту минуту Петраркой, и он увидел мысли Сократа о «божественном начале» в человеке, мысли, которые волновали Марка Аврелия в последнюю минуту его жизни.