И Ал, к собственному неприятному удивлению, не спешил отворачиваться. Рим действительно оказался прав. За стойкой противоположного бара, слегка наклонившись и облокотив голову на тонкую, согнутую руку сидела одинокая девушка. Плавные контуры ее стройного, подтянутого тела эффектно подчеркивало необычное платье из черной мягкой ткани с длинными рукавами, местами украшенное витиеватым, сдержанным, искусно вышитым узором, застегнутое спереди на незаметные пуговицы и подхваченное тонкой полоской пояса в области талии. Круглый, узкий вырез, практически обхватывающий вытянутую шею, выразительные, глубокие тени и светлые блики, определяющие форму хрупких, чуть открытых ключиц, высокие скулы и бархатистая, бледная кожа щек, выделенные падающим из бара мягким, рассеянным светом тонкие губы с легкой улыбкой, лишь угадывающиеся в полумраке контуры прямого носа, опущенные вниз глаза, непринужденно упавшие на плечи густые, волнистые локоны… Девушка, казалось, глубоко задумалась о чем-то, потому что ее пальцы – не слишком длинные, не слишком тонкие бесцельно ощупывали стенки высокого, практически пустого стакана. Она просидела так еще несколько секунд, прежде чем вдруг подняла взгляд на Ала и, поняв, что парень тоже смотрит на нее, невольно содрогнулась.
Ал приветливо улыбнулся. Где-то в глубине сознания легко, с укором кольнула мысль о Нике, но он решительно проигнорировал ее. Кончики губ девушки сами собой двинулись вверх. И тут отблески света то ли от бокалов других гостей, то ли от бесчисленных бутылок, ловко взлетающих в руках проворных барменов, на несколько секунд полностью осветили ее скрытое в полумраке лицо. Рука Ала, потянувшаяся было к стакану с «Молле», замерла на месте. Его темные глаза, по-кошачьи мягко, загадочно прищуренные медленно, удивленно расширились. Сначала он подумал, что просто-напросто пьян.
С одной стороны ее лицо было совершенно незнакомо – эти скулы, слегка вытянутые, приоткрытые глаза, обрамленные темными ресницами, изящные брови, четкая линия кончика носа; но с другой… Ал не мог понять… в каждом изгибе, в каждом движении он словно видел другого человека, будто смотрел в окно то на дальний, то на близкий предмет и не мог сфокусироваться. Раз, милое, симпатичное личико обычной девушки, два, терзающие до тихой боли, впечатавшиеся навсегда в память черты, раз… и снова, снова, снова. Пока вдруг сумерки бара вновь не скрыли ее за темной, таинственной вуалью теплых теней. Ал нервно сглотнул. Она сидела там и все также, вполоборота смотрела на него: она или Она?
– Браза…
Ал решительным, безрассудным движением оттолкнулся рукой от стойки. Но когда оказался на месте, ее там конечно же не было, и лишь мягкое, кожаное сиденье стула, примятое и еще теплое, напоминало о том, что случилось.
Возвращение из моей долгой, наполненной опасностями поездки в привычные, родные и надежные стены университета к ближайшим друзья и нашему учителю, к сожалению, не принесло мне того облегчения, на которое я уповал все те тяжелые, долгие ночи, в изобилии наполнявшие мое рискованное путешествие. Пережитый всеми нами ужас от встречи с неукротимой, бушующей вокруг нечеловеческой силой разрушения, смерти, магии все-таки оставляет глубокие, неизлечимые раны в наших сердцах. Особенно сейчас, после долгой разлуки, я замечаю это. С глубокой печалью осознаю, что среди нас коварной судьбой уже натянуты тонкие, ядовитые нити будущего раздора, и было бы, наверное, глупо утверждать, что я один чувствую их невидимое присутствие. Митар, Вала все больше слепо доверяют учителю, Зира и Дир еще пытаются спорить, однако, все чаще лишь подчеркнуто подчиняются, а я балансирую на грани между тем и другим. Сейчас, когда нас всех крепко связывают данные обещания и высокая, великая цель, мы невольно держимся вместе, однако меня пугает то, во что может превратиться наша дружба, стоит оковам долга спасть. И наступит ли вообще такое время?
Но куда больше друзей меня беспокоит наш учитель. Порой мне кажется, обретенная власть действует на него слишком пагубно: она подобно сильной магии мастеров Тартрилона вытравливает из податливого человеческого металла новые, опасные, смертоносные свойства, разъедая привычную оболочку, сотканную из бережно взращенных за долгую жизнь качеств. Конечно, все мы платим за знания свою цену, и в последние годы тяжесть ответственности за смерти других, близких и далеких, заставляет нас рисковать все больше, но не получится ли так, что мы сами в итоге превратимся в тех, с кем боремся? У меня нет ответа. На днях, случайно проходя мимо этажа ректора, я не без удивления заметил там Ривина Вута. Он, известный на полмира, талантливый боец и без преувеличения способный маг, словно какой-то обычный студент скромно примостился на скамье для посетителей в ожидании приглашения. Я усмехнулся, и тут же направился к нему. Поприветствовав друг друга, мы, естественно, разговорились и Ривин, не без опаски, поведал мне, что помогает ректору в каком-то крайне важном исследовании.