В тот день, лежа в непривычно пустой, ночной темноте комнаты, встревоженный, испуганный, но тщательно скрывающий свои страхи за наигранным равнодушием, апатией и подростковой привычкой противиться любому хоть мало-мальски взрослому поведению Эф будет изо всех сил прислушиваться к напряженным, приглушенным голосам, эхом залетающим из кухни в щель его прикрытой двери, однако так и не сможет разобрать ни одного сказанного слова, а утром от бессонной ночи, приправленной переживаниями и нервами, у мамы под глазами появятся огромные, пугающе-серые с пепельно-лиловым отливом круги. Ал вернется ближе к вечеру, когда голубая даль моря уже окрасится в кроваво-красные, пророческие оттенки заката, предварив окончание одного из самых ужасных во всей жизни Эфа дней.
Потом Ал будет еще много раз сбегать из дома: по поводу или без, но Эф всегда будет знать, где он. Всегда. Будет оставлять сладости, деньги, любимую еду в их секретных тайниках, будет защищать брата перед родителями и с неизменным, нехорошим замиранием сердца ждать его возвращения.
Будет сидеть, стыдливо пряча глаза в очередном безликом коридоре и вжавшись в жесткую спинку пластикового стула, с детским страхом и растерянностью наблюдать за движущимися тенями в тонкой полоске света под закрытой дверью кабинета агентов и одновременно утопать в бушующих глубоко внутри пучинах собственного предательства, штормящие волны которого до сих пор приходят к нему во снах.
Ал с тех пор никогда больше не будет доверять ему свои секреты. А он сам, измучившись вопросами и сомнениями, даст себе слово сделать все возможное, чтобы никому во всем мире больше не пришлось выбирать между искренней дружбой, братской преданностью и наполненной горечью, страхом, двуличием, слезами мамы и бесконечными семейными ссорами жизнью.
Солнце медленно вставало на светлеющем, чистом небосводе. Кристально прозрачный, колючий воздух приятно наполнял уже отвыкшие от зимних температур легкие, кожа под теплой, плотной тканью пальто и мягкого худи, покрывалась шершавыми пупырышками. Эф опустил руку с браслетом, еще раз окинул взглядом просыпающийся город и, укутавшись в поднятый воротник и теплый, шерстяной шарф, быстрым шагом направился к ближайшей стоянке мобилей, предвкушая встречу с Агни и терпкий аромат крепко заваренного, обжигающе-горячего чая.
***
Небрежно свернутый, мягко поблескивающий в падающих лучах утреннего света листок бумаги, подхваченный потоком прохладного воздуха, ворвавшегося в душную комнату через только что распахнутую настежь створку окна, закружил вокруг тонких, морщинистых, подрагивающих пальцев Доша Пайнера и вальяжно опустился на стол. Недовольный, нахмуренный, сонный и изнуренный Прат Ригер захлопнул за собой дверь, даже не пытаясь лавировать между попадающимися на его пути стульями, он с грохотом и скрипом добрался до своего привычного места и устало упал в мягкую, обволакивающую глубину высокого кресла.
Сидящая рядом Кира Тормикор тут же окинула коллегу сочувствующим взглядом неизменно прозрачных, лукаво-прищуренных глаз, обрамленных длинными, пушистыми ресницами и сеткой мелких морщинок на стареющей коже, но не дождавшись от Прата ответной реакции, вздохнула и повернула голову назад в сторону задумчиво-застывшего во главе стола Доша.
Лоннал Гринол, собранный, упакованный в идеально отглаженный костюм обеспокоенно стрельнул в парта быстрым взглядом и сразу вернулся к разложенным перед ним бесконечным бумагам.
А Мерк Рунар даже не шелохнулся. По его дряблым, покрытым красными пятнами щекам медленно текли слезы. Он молчал, лишь иногда странно, как-то по-детски всхлипывая и украдкой косясь на пустующее рядом место.
Когда Прат окончательно устроился в кресле, Дош наконец оторвал задумчивый взгляд от легко подрагивающих уголков листка и внимательно посмотрел на собравшихся. Теперь больше ждать им будет некого, и он чувствовал, что должен начать сам.
– Гроте меру, – его поставленный, раскатистый, бархатный голос непривычно громко прозвучал в абсолютной тишине кабинета, но он не стал понижать тон. – Гроте меру, что согласились на встречу в такой ранний, воскресный час. Думаю, мы все понимаем, к чему нужна была такая срочность…
Услышав слова Доша, Прат горько усмехнулся, покачал головой и поспешно, требовательно перебил собеседника.