– Браза…
Вообще никто официально не запрещал ему просматривать найденные книги… Но скорее всего, конечно, это подразумевалось где-то между словами Астена Гарлана об исключительной секретности внутренних секций и легендарностью хранящейся там коллекции. Однако прямо…
– Ай, да ну и ладно. Урлан дэл, сколько можно ломаться. Я же особый следователь, в конце-то концов!
Ободрительно пробурчал Эф, после чего решительным, уверенным жестом подтянул пухлый том и с нарочной бравадой распахнул его прямо на середине. Небольшое, серовато белое облачко книжной пыли легкой дымков взмыло вверх и, засеребрившись в падающем свете, медленно растаяло.
– Ну вот катастрофы не случилось, – успокоил себя Эф, глубоко, нервно вздохнул и, словно ныряя в черное, бушующее море, опустил глаза на исписанные мелким, идеально ровным почерком желтоватые, плотные листы.
Поднял он их обратно лишь вечером, когда кабинет заволокли таинственные, синеватые сумерки, а воздух из окна стал пахнуть изморозью и леденящей, ночной прохладой.
Наш любимый и многоуважаемый всеми учитель в те далекие годы, когда мы еще имели возможность беседовать с ним лично, однажды поведал мне одну примечательную историю из своего детства. Раньше я никогда особо не задумывался над причиной такого поведения совсем не сентиментального по натуре профессора, однако теперь, будучи сам равным ему по возрасту, когда за моими собственными плечами остались великие битвы и горькие испытания, когда я сам стал примером для моих собственных учеников, я начинаю осознавать всю важность и нужность того повествования. И поэтому, возлагая надежды на незримое одобрение величайшего из известных мне магов, я привожу свой свободный пересказ его слов на страницах этой книги. Ибо, не забывайте, дорогие мои, магия имеет все.
В далеком, заполненном лишь воспоминаниями детстве у учителя, выросшего в простой семье обычных городских обывателей, был друг – соседский мальчик, чуть младший по возрасту, любитель веселых потех и приключений. Именно таким ненасытным, ловким, голубоглазым сорванцом-пронырой с копной торчащих, непослушных темных волос описывал он мне его учитель и легкая улыбка ностальгии играла в это время на его тонких губах. Они дружили долгие годы детства и юности, составляя вместе прекрасную компанию, где недостатки одного были с лихвой скомпенсированы достоинствами другого, до тех пор, пока каждый не нашел свое истинное призвание. Магия встала между друзьями обратив приятную дружбу в тяжкое бремя; разверзлась пропастью, над которой они стояли, покачиваясь на тонких досках ненадежного моста, боясь сдвинуться с места и вместе с тем не в силах договориться о том, в какую сторону им стоит идти. Они метались между призванием и друг другом, между разумом и сердцем. Их дружба казалась настолько большой жертвой, что никто не решался принести ее первым, хотя они оба знали – у них скорее всего нет выбора. И учитель сделал шаг первым. Он говорил, что оставить друга было самым трудным решением в его долгой жизни. Однако он ни секунду не жалел о том, что совершил, ведь магия дала ему куда больше, чем могла предложить даже самая преданная и верная дружба. Учитель любил говорить, что магия открывает перед нами бессмертие: вечность идей, открытий, исканий, бесконечную память наших последователей, великую цель, следуя за которой мы существуем от начала и до конца. Но взамен мы должны отдать ей все без остатка, отдать даже самое ценное, что имеем. Лишь такой путь единственный для истинного мага.
И вот, спустя годы после нашего разговора с учителем, такой выбор встал и передо мной. Когда-то верные друзья, мы незаметно нашли каждый свое призвание: праведное ли или ошибочное, я не берусь судить за других. Однако несмотря на все, что остается за нашими спинами, на весь груз сомнений и горьких сожалений, я всегда остаюсь верен только магии. Как истинный маг и преданный ученик своего учителя.
Из воспоминаний Дира Вардена, мага «большой пятерки», профессора и ректора Альстендорфского университета.
Влад скривился и изо всей силы опустил крепко сжатый кулак прямо на столешницу. Оглушительный звон упавшей на пол пустой кружки вместе с тирадой отборных, арданских ругательств, раздавшиеся следом за глухим, грозным стуком заполнили пустой кабинет агента. Влад зло выдохнул, а затем словно отказываясь верить собственным глазам поднял к свету, цепко держа на длинных, сильных пальцах, прозрачный пакет, но тот естественно оказался пустым и лишь более явственно проявившиеся кое-где плотные, светлые заломы пластика складывались в отдаленно знакомый силуэт миниатюрного трибольного кубка.