– Ясно, – озадаченно мотнул головой Курт, суть слов академика он уловил прекрасно, – но почему? Что в чем причина, что за эффект … э-э-э … ? – Курт забыл фамилии.
– Йормана-Мирана-Лирна… – пришла ему на помощь Мадверна и вдруг загадочно, по-детски открыто улыбнулась. – О, это то, что вы, – теперь она обращалась уже к Бруку и Антону, – господа следователи, пропустили.
В последнее время, особенно длинными промозглыми зимними ночами, когда за окнами то жалобно, то злобно воет неукротимый, колючий ветер, а сон не посещает мой утомленный дневными заботами разум, я все чаще и чаще вспоминаю мимолетно брошенные однажды слова учителя: закрывая глаза, переношусь туда, на много-много лет назад, в аккуратный домик ректора посреди тихого, лесистого университетского парка. Вот на мягких креслах сидим я и он, постаревший, осунувшийся, но неизменно харизматичный, с любопытным, по-юношески живым взглядом. Его изящные, длинные пальцы, расслабленно лежащие на красивых резных окончаниях подлокотников, слегка подрагивают. Сухие поленья уютно потрескивают в каменном камине. Мы разговариваем о том, что должно случиться после несколько долгих, полных надежд и страхов месяцев.
Сейчас мне кажется – он знал, видел уже тогда в глубине меня эти еще не взошедшие, не заметные даже мне самой ростки будущего. И он говорил именно с той новой Валой, которой мне предстояло стать лишь спустя несколько десятков лет, с той, которой являюсь сейчас. Именно поэтому я так часто вспоминаю тот вечер, возвращаюсь в темный, наполненный тишиной дом и хотя бы мысленно пытаюсь отвечать ему, пытаюсь также как и он когда-то отыскать уже посаженные зерна обновленного человека.
Мы рассуждаем про две параллели и магию вещей, добавляем, словно кубики наверх башни, новые сведения в существующую теоретическую концепцию и наблюдаем – упадет она или нет, ищем предел устойчивости. Теперь у нас снова появилось немного времени для таких вот бесед. Митар уже вернулся из Мары, заветное оружие на месте – оно надежно укрыто Ривином с помощью моих мерцающих чар магии лонро. Дальше дело за учителем – его экстраординарным талантом исследователя магической параллели. И именно поэтому мы обсуждаем пределы.
В тот вечер учитель первый и единственный раз упомянет о том, что сомневается. Сомневается: действительно ли нам стоит останавливать то, что начал король. То, что происходит с магией, с миром.
Нам следует мыслить шире, свободнее, Вала… Мы сами заключили себя в тюрьму научной теории… Маг обязан быть свободен… Скейлер свободен… Там у границы невозможного, все меняется… Мы должны попробовать изменить ее, это единственный путь к самоэволюции…
Тогда я понимала слишком мало, чтобы разобрать эту тонкую игру полуинтуитивных, полускрытых намеков, намеренно брошенных, как бы несвязанных друг с другом, вырвавшихся среди разговора откуда-то из собственных мыслей. Учитель в тот вечер был слишком возбужден сделанным открытием, слишком потрясен, слишком захвачен им, что не смог умолчать – он жаждал понимания, хотя бы одного человека. Но я не способна была понять. Никто не способен был понять, кроме одного мага на всем свете. Мага и врага, который вскоре должен был умереть навсегда.
Из личных заметок Валы Керы, мага «большой пятерки», профессора Альстендорфского университета и академика Неймара (копия с рукописи высокой библиотеки Неймарской академии теоретической магии)
Эф широко, сладко зевнул, аккуратно прикрывая длинными пальцами рот, и, тряхнув головой, опустил сонные глаза на стойку с газетами. Он каждый день проходил мимо этой небольшой лавчонки с прессой, аккуратно примостившейся в углублении бывшей когда-то надежным городским укреплением высокой, каменной стены, недалеко от той башни, где располагался кабинет бывшего следователя. Здесь вблизи от университетских корпусов, уже практически не встречались зеваки-туристы и другие многочисленные гости Мары, но почти всегда звучала разнообразная, наполненная, когда гневными, а когда и радостными возгласами, вперемешку с крепкими ругательствами речь местных студентов. Слушать ее почему-то в последнее время очень нравилось Эфу. Однако сегодня, обычным, пасмурным, рабочим утром, вместо привычной болтовни в ушах Эфа вдруг зазвучал тихий, протяжный звон.