Но попасть в квартиру удалось не сразу. Оказавшись на нужном, третьем, этаже, Эф как обычно, слегка толкнул дверь рукой – в ответ подушечки его пальцев чуть-чуть закололо, сработало предупреждение о защитных чарах. Значит, заклинания поменяли.
Браза…
Эф толкнул дверь еще раз, безрезультатно, и, разочарованно выдохнув, стал ждать, мысленно упрекая себя за то, что заранее не связался с Алом, наивно положившись на удачу и забывчивую леность брата. Конечно, можно было бы сейчас откопать в кармане амулет (как и полагалось любому магу Мары Эф не носил браслет и для безмолвной связи вдали от академии использовал исключительно собственные способности, усиленные артефактом), вызвать Ала и потребовать впустить себя в квартиру, но Эфу вдруг стало так неохота суетливо заниматься этим всем, что он решил тупо стоять под дверью и провоцировать чары, дожидаясь пока хозяин квартиры сообразит – у него гости. И, к огромной радости Эфа, ждать пришлось совсем недолго. Спустя, наверное, секунд тридцать тяжелая створка двери медленно отворилась, только вот вместо заспанной, вечно недовольной физиономии ворчащего брата за ней оказалось симпатичное, умилительно сонное, а главное, незнакомое лицо молодой девушки.
– Э-э, и-иром… – Эф невольно отшатнулся, округлыми, удивленными глазами уставившись на неизвестную. – А-а… А где Ал?
Прозвучало очень – очень глупо, особенно если учесть, что это сказал длинноволосый худой тип лет тридцати пяти в помятой выцветшей футболке, джинсах и потрепанных кедах. Эф был готов дать себе по лбу за такие слова, но было уже поздно.
– Иром, – девушка в отличие от Эфа не растерялась. Наоборот, взгляд ее красивых серовато-синих глаз вдруг оживился, превратившись из мутновато-рассеянного, в любопытный. – Вы, наверное, Эффель?
– Да, – он кивнул. – А вы?
– Ника, – она торопливо представилась, при этом ее губы слегка, как бы скрывающе-снисходительно улыбнулись, – Ника Пратт.
Бра-а-аза… Какой я идиот!
Эф почувствовал, что начинает краснеть.
– Ал дома, – продолжила Ника. – Заходите, дора, итерэ Эффель.
Она распахнула створку шире и отступила в сторону, пропуская Эфа внутрь квартиры. Тот, продолжая наливаться краской словно помидор, виновато опустив голову, прошел внутрь. Ника закрыла дверь, а Эф так и остался в нерешительности топтаться посреди крошечного коридора, молча, украдкой оглядывая изменившуюся квартиру. Теперь здесь царил настоящий, совершенно непривычный порядок.
– Эф? – голос брата, появившегося в дверях кухни, вывел Эфа из ступора.
Эф повернулся. Ника тихо замерла в стороне.
– Ал, – его губы невольно расплылись в теплой кривоватой улыбке. – Мирдан соан… – Эф покачал головой и усмехнулся, горько и радостно.
Он только сейчас вдруг по-настоящему понял, что не видел брата почти пять лет. Пять лет! Браза! В детстве отсутствие Ала даже пару дней казалось ему вечностью, а теперь пять лет… Эф окинул брата быстрым, настороженно-испытующим взглядом, тот делал тоже самое. Кажется, они оба сейчас пытались сопоставить, соотнести то, что видели, с тем, что слышали друг о друге за все эти годы. По крайней мере, Эф точно мысленно делал это.
От родителей он знал, что Ал в начале лета, то есть больше месяца назад, закончил третью ступень и собирался теперь работать в универе на факультете теормага. Теормага! Ого-го… Оказывается он перевелся туда еще после первых лет. Вот это да! По приглашению какого-то видного профессора… Мамин голос звучал очень гордо, когда она с торопливой радостью сообщала старшему сыну об этом. И еще он наконец-то познакомил их с Никой, такая хорошая девочка… Браза, Эф снова мысленно укорил себя, вот дурень, мог бы догадаться, что они живут вместе. А то, он искоса взглянул на Нику, как-то совсем неловко вышло… Ну, да ладно…
И глядя сейчас на брата, подросшего, поправившегося, уже не такого худого и нескладного, каким он представлялся Эфу раньше, с неизменными черными кудряшками, подстриженными, но все равно непослушными и длинными, с такими же темными-темными, глубоко посаженными глазами, четкими, еще более выразительными из-за отсутствия юношеских пухлых щек скулами, еле-еле загорелой по сравнению с жителями Мары кожей, не выспавшегося, помятого, неловко застывшего, опершись покатым плечом о косяк дверного проема, он одновременно и видел, и не видел тех изменений, которые произошли в брате. Видел и не видел того, нового, незнакомого ему Алана, отголоски судьбы которого доносились до него столько лет от общих знакомых и родителей.