– На своем пути бессмертный Союз сталкивался со множеством трудностей, преград, врагов, но всегда победа оставалась за нами, за магией, потому что именно ей мы безраздельно посвящаем свои жизни. И каждый раз в такие переломные моменты кто-то из нас делал главный выбор, не взирая на порой представляющиеся непомерными жертвы, непоколебимо шел вперед. Я полагал, ты уже усвоила этот урок, асзентэ?
Он вопросительно посмотрел на Мадверну своими ясными глазами.
– Да, учитель, – тут же ответила она, покорно и кротко, как когда-то много-много лет назад.
– Тогда ты должна понимать, что именно такой выбор на самом деле лежит перед нами сегодня.
Урд вернулся назад к столу, где в абсолютной неподвижности на бархатной подложке покоились два одинаковых артефакта.
– Наивный, начерченный мечтаниями о мести путь к человеку, дерзнувшему усомниться в самой сути мироздания и решившему всем на погибель изменить ее, – бледные пальцы мага медленно проскользили над левым артефактом, – или твердая дорога к еще одному, возможно, главному орудию в его ловких руках, – а затем и над правым. – Не смотри на людей, Мадверна, забудь их лица, их тревоги, их жизни, они ничего не стоят перед нами теперь. Они ничего не стоят перед магией, перед будущим, перед миром. Лишь два пути…
Вдруг его пальцы будто неловко качнувшись, коснулись артефактов, озарив их яркой вспышкой, а синеватые губы прошептали тайные слова заклинания.
– Сегодня это был мой выбор, Мадверна …
Урд Милтон протянул руку, бережно поднял артефакты и передал их собеседнице.
– … но знай, грядет тот день, когда он станет твоим. И будь готова.
Бри беспокойно оглянулась, нервно поправив сбившиеся полы тонкого длинного кардигана, накинутого на легкие, летние джинсы и простую хлопковую футболку, и бесшумно ступая, вышла на залитый пятнами теплого света фонарей тротуар. Ее тут же слегка передернуло от бодрящей прохлады, а кожа на едва загорелых руках пошла мелкими неприятными пупырышками. Бри подняла глаза, на несколько секунд заворожено уставившись в изумительно красивое ночное небо, затем неохотно закуталась поглубже в мягкую ткань кардигана, опустила голову, невольно как бы вжавшись в поднятые, острые плечи, и торопливым шагом направилась вверх по оживленной, несмотря на довольно поздний час, городской улице, а через три квартала свернула с нее в безликий тихий переулок, по обеим сторонам которого, зияя темными, спящими окнами, словно сказочные истуканы, ровными рядами стояли одинаковые на вид, жилые дома в четыре этажа, каждый с покатой крышей, высокими каменными ступенями и козырьком крыльца. Под одним из таких навесов едва различимый в глубоких ночных тенях и заметный с тротуара лишь благодаря рассеянному лунному свету виднелся стройный широкоплечий силуэт ее друга.
Он все-таки пришел…
Бри до сих пор сомневалась в том, что намеревалась сделать. Тревожные предчувствия, постоянно возвращающиеся, неприятные, пугающе-скверные мысли не покидали ее разум на протяжении всего этого долгого, наполненного событиями дня.
Вернувшись в свою одинокую, пустую комнатку сумеречным вечером, она была почти уверена – ей стоить остаться, отдохнуть, пойти в душ, а затем лечь спать, и даже добралась до последнего пункта своего маленького идеального плана, с приятной ломотой в разогретом под щекочущими, теплыми струями воды теле устроившись в обволакивающе-мягкой, пахнущей чистотой и хорошими снами постели. Однако тут же окружившая ее плотным коконом бесстрастная, немая тишина, идеально ровный, серовато-синий, безлико равнодушный потолок и, словно в противовес ему, еле различимые звуки приглушенного разговора за тонкой стеной номера напомнили Бри о единственном друге. У блестящего значка хорошего взрослого поведения, который она так правильно и рационально выбрала, существовала обратная сторона, и теперь эта сторона глухим одиночеством вдруг посмотрела прямо на нее.
Один короткий миг полностью изменил все…
Она остановилась, глубоко и долго вздохнула, приводя в порядок сбившееся от переживаний, страха и торопливой ходьбы дыхание, еще раз оглянулась – зоркими, напряженным глазами просмотрев переулок, и, лишь убедившись, что никто не следит за ней, медленно двинулась вперед, навстречу темной фигуре и одновременно своей судьбе.
Небольшие, хаотично разбросанные в пухлых складках одеяла тонкие, таинственно поблескивающие в лунном свете уголки артефактов не отпускали рассеянного, утомленного долгим днем взгляда Эфа, чьи пальцы с нервозной методичностью сжимали мягкую ткань края собственной пижамы. Он не думал, а скорее гадал, полагаясь на позабытое с годами, но все такое же острое чутье ищейки.