Ох, браза, до чего все казалось теперь глупым… Ведь в итоге спустя неделю (одну неделю!) она снова караулила Ала в университете.
А вот тоска по Грэму обернулась куда более трагическими последствиями…
Руни, недовольно поморщившись, резко отвернулась от окна, где на стеклянно-гладкой поверхности на фоне яркого розово-алого рассвета проступало легкое, едва заметное отражение осунувшегося, похудевшего лица с блестящими глазами, в остром взгляде которых волной из зеленой глубины поднимались сожаление, раскаяние и стыд.
…Ирлома 117считал, что между магией и магом должно остаться лишь ничто. Странная формулировка, но на удивление точная. В пределе, в абсолюте между истинным магом и магией нет места даже жизни. И это правда. Только так можно творить действительно великие, определяющие мироздание вещи. Сейчас Руни познала это на собственном опыте. Однако, готовая отчасти пожертвовать даже жизнью, она так и не смогла простить себе, что однажды на этом долгом, полном куда больших преступлений пути грубо отвергла, наверное, единственного по-настоящему верного друга. Она искренне благодарила судьбу, что тогда в маленьком сквере трибольного колледжа оказался агент Службы и Грэм практически не пострадал. Нет, конечно, она бы не смогла серьезно покалечить его, да этого и не требовал учитель. Ведь смысл не в физических увечьях. Смысл в границе, за которую ты заходишь, которую переступаешь, стирая навсегда. Ее личной границе.
Дружба с Грэмом – еще одна жертва, дружба с Грэмом – еще один развязавшийся узел связи с миром, тянущий тебя в противоположную от магии сторону. Потерянная дружба с Грэмом – еще одно большое, чернильно-черное, несмываемое пятно на ее уже порядком запятнанной совести.
Последние отблески рассвета таяли в заполненной шуршащими снежными вихрями едва-едва заметной синеве наступающего нового дня. Горная метель медленно утихала под властными лучами скрытого за белесой пеленой солнца. Порывы ветра, по-прежнему колючие и хлесткие, уже куда реже нападали на неприступные стеклянные стены маленького горного дома. И Руни, утомленная бессонной ночью, стала неспеша готовиться к еще одному долгому дню. Она оделась – легкие, свободные, темные брюки с высокой, широкой, тугой талией и слегка расклешенными, как бы обволакивающими при ходьбе ее икры штанинами; простая светлая футболка, заправленная за пояс, мягкие туфли на плоской подошве из коричнево-шоколадной кожи, проведя пальцами собрала в высокий хвост длинные, не расчесанные волосы и вышла из комнаты в залитый приглушенным из-за непогоды светом просторный, наполненный воздухом холл. Черный, окутанный клубящийся паром плотный кофе, приятная ненавязчивая тишина, которую, она знала, никто не разрушит, уютно поскрипывающий под весом ее тела удобный стул… Она любила этот дом, это время, сразу после рассвета, время, когда все кажется удивительно свежим и обновленным, время, когда можно мечтать даже о том, что не сбудется никогда…
Она думала о триболе, улыбалась, щурясь от искрящихся лучей солнца и внимательно, с давно забытым, но привычным внутренним трепетом прислушивалась к доносившимся со стадиона звукам матча: нулевая лига, финал. На языке еще чувствовалась приятная кислинка кофе, в воздухе вокруг витал пьяняще ленивый аромат летнего города, а запах морского бриза слегка щекотал ноздри… Руни ждала, удобно устроившись в просторном кресле, мысленно представляя, как сама бежит по полю, азартно оглядываясь на преследующих ее игроков, в руке – такая приятная, шершавая и одновременно гладкая от прикосновения множества пальцев, поверхность мяча, где-то впереди уже маячит идеально белыми штангами створ ворот, в ушах – звонкие раскаты неизменно крикливого голоса комментатора, шум бешено стучащего сердца и нарастающий гул толпы… Эх, вот бы…
Она тихо, с щемящей грудь грустью рассмеялась.
Да, Руни вот бы сейчас оказаться там. И словно в тон мыслям стадион, отделенный от нее шумным городским проспектом, взорвался грохотом криков. Руни еще раз улыбнулась и быстро взглянула на часы: уже совсем скоро мир узнает нового чемпиона нулевой лиги. К сожалению, в этом году «Альстен» сумел добраться лишь до третьего места, иначе, будь команда дедушки в финале, она может и рискнула посмотреть на матч с трибун Альстендорфского стадиона. Но судьба решила иначе, поэтому сейчас Руни сидела совсем не на жестких деревянных скамьях, окружавших поле в Миране, а нежилась под теплыми солнечными лучами в кафе неподалеку, мечтая, наслаждаясь витающей в воздухе энергетикой напряженной игры. И как только матч закончился тут же встала и, погрузившись в спешащую по широким тротуарам пеструю толпу горожан, направилась к блестящему вдали жидким серебром морю.