– Возможность лично встретиться с сертэ выпала мне исключительно из-за трагического стечения обстоятельств, ибо в те далекие, темные времена мы просто-напросто не нашли иного выхода, кроме как воспользоваться помощью сего древнего предмета. И это был истинно крайне рискованный шаг, ведь маги Мары на протяжении долгих, мрачных арков надежно охраняли и прятали сертэ от Скейлера и его приспешников, часто ценой собственных жизней и жизней своих единомышленников, принося в жертву все, лишь бы не дать ему завладеть их последним сокровищем.
А Скейлер искал его. Особенно в последние годы, рыскал глазами, прислушивался ушами, принюхивался носами своих многочисленных подданных к каждому отзвуку, отраженному отблеску этого предмета, превратив, хоть мы тогда и не знали этого, его в свою первостепенную цель. Что ж, теперь я ясно понимаю почему, но тогда… Тогда…
Он вдруг болезненно, как-то горестно поморщился.
– Тогда мы были уверены, что обязаны уничтожить тебя. И сертэ действительно оказался единственным вариантом. И ты знал это. Ты рискнул, рискнул всем. Однако проиграл…
Серую глубину глаз покрыла пелена тоски и сожаления, а их взгляд, устремленный куда-то далеко-далеко в недосягаемое для живых прошлое, скорбно потух, подобно мгновению торжественного, памятного молчания, чтобы вскоре с новой силой вспыхнуть вновь. Учитель прикрыл веки, тонкие, будто прозрачные в свете дня, с синими прожилками вен, вздох странным, булькающим звуком застрял в его горле. Руни испугавшись дернулась, однако он тут же посмотрел на нее, дав понять, что повода для беспокойства нет.
– Не бойся, асзентэ, – его голос звучал тише, – я накопил достаточное большое количество долгов и ошибок, чтобы этот мир не смог так легко дать мне покой. Да, кроме того, я и сам не ищу его, – он усмехнулся, жестко и коротко, прежде чем вернуться к разговору. – И так одним ясным днем сертэ был доставлен в Альстендорф, и никто не ведал об этом. Однако одного физического присутствия кинжала было, конечно, недостаточно – мне предстояло убедить его подчиниться. И его магия оказалась настолько сложной, настолько нестабильной, непонятно мне, что, даже просто соприкоснувшись с ней, я ощутил искренний, неподдельный ужас. Я бродил там, бродил будто сам в себе, и чем дальше я заходил, тем тоньше становилась нить обратного пути и тем больше каждый мой шаг отражался на мне самом. А когда возвращался, неизменно сталкивался с неконтролируемым, паническими, животным страхом, пробуждаемым, кажется, самим телом: словно оно не узнавало меня, словно оно уже принадлежало чужому или даже уже умерло, начав разлагаться.
Эти поиски истязали, разрушали рассудок, я осознавал, долго мне не вытерпеть, однако, когда казалось – это конец, все-таки обнаружил то, что искал. Теперь они гордо именуют это магией равенства, имтара, и ставят во главу угла, глупцы, сами не понимая, какое равенство скрывает древнее слово имтар – равенство, которое никто из них ни за что не захотел бы испытать.
Вала, подобно мне когда-то, предполагала, что сертэ служит лишь одной единственной цели – сохранению разделения параллелей. Соответственно, ее последователи до сих пор придерживаются аналогичной гипотезы, а значит для них и сам кинжал, и мои заклинания, оставленные им в наследство, – оружие против самых опасных, самых могущественных врагов. Безусловное оружие, которое они готовы применять, не взирая на цену, когда на кону стоит судьба их мира. Однако с точки зрения Ложи Заблудших, и сейчас я согласен именно с ними, сертэ – беспристрастный инструмент, верный служитель неведомых, могущественных сил природы, посланный для того, чтобы вернуть измененный мир к первозданному состоянию – к единству. Он, подобно искусному тайному убийце, прячется в тенях человеческих судеб, их страстей и добродетелей, соглашаясь помочь, действуя руками магов, но неизменно забирая в обмен то, что ему нужно – жизни. Жизни тех, на кого пал жребий, чьи унесенные магией личности должны упасть на алтарь будущего мира.
Именно в этом и состоит главная хитрость, главное проклятие магии равенства. Сертэ позволит использовать себя, цель ему не важна: добро или зло будет руководить твоей рукой, милосердие или жадность, тщеславие, месть или стремление к общему благу… Но будь уверен, он заберет себе полную плату, невзирая ни на что.
– Моей платой был король, а в случае неудачи – я сам. Самый могущественный маг вещей или вполне себе, – он грустно улыбнулся, – приличный старый ловец. Неудивительно, что мироздание согласилось.