Когда Грэм поднял вверх глаза, на долю секунду позволив себе отвлечься от заклинаний, то с изумлением заметил, что находится уже совсем не в той пустой комнате, путь к которой он, воспользовавшись помощью Бри, нашел из библиотеки, а среди просторного, наполненного воздухом и светом помещении с огромными, панорамными окнами, заменяющим собой одну из стен и открывающими захватывающий вид то ли на заснеженные горные вершины, то ли на огромные белоснежные здания на фоне бескрайнего неба.
– Браза…
Он испугался, однако мужчина, тот самый, который появился так вовремя и помог ему с заклинаниями, в светлом костюме тихо сказал.
– Не переживай. Я просто перенес нас в безопасное место.
Грэм, нервно сглотнув, кивнул. Его мысли слегка путались, а в голове стоял легкий, неприятный гул, кажется, что-то бежало из носа, что-то теплое и красное.
Кровь. Он посмотрел на руки.
– Это последствия магии, мальчик. Не твоей магии, а их…
Мужчина, почти старик, указал раскрывшейся ладонью на бездвижное тело Руни.
– Тебе не следует отвлекаться, – затем наставительно добавил он.
– Конечно, – Грэм тут же вновь послушно опустил глаза. Удивительно, что он держится так долго, даже несмотря на врожденный талант.
– Я помогаю тебе, – словно прочитал его мысли старик. – Однако это не будет продолжаться вечно. Время возвращается в мое тело вместе с магией и скоро, совсем скоро я тоже уйду, и ты останешься один, мальчик.
– Но, как? – Грэм нахмурившись взглянул на него. Он не понял ни слово из того бреда, что сказал этот старик. Видимо, тот действительно был не так прост, как казался, раз тренер Томас настолько яростно накинулся на него. Видимо…– Бра-а-за…
Он действительно будто старел, ссыхался на глазах. В аккуратно уложенных волосах проступало все больше серебристо-белых прядей, кожа покрывалась морщинами, пятнами, бледнела и утончалась, являя четкие сине-фиолетовые линии скрытых под ней дрожащих вен, лицо, прежде привлекающее своей суровостью и какой-то внутренней сосредоточенной мудростью, с правильными, немного резкими чертами, изменялось, искривилось, белело, складки становились глубже и длиннее, а четкие контуры скул, подбородка, шеи размывались. Спина ссутулилась, тело сжималось в элегантном, праздничном белом костюме. Неизменными оставались лишь глаза: серые, холодные, живые, сияющие ярким, пугающим блеском торжества и победы.
– Помогай ей сколько сможешь, и она вернется, если будет, куда возвращаться, она вернется, – он посмотрел на горы.
Грэм судорожно пытался сообразить, что еще ему нужно спросить, но в голове все окончательно запуталось, и он перестал думать, опасаясь навредить этим своим заклинаниям. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем старик неспешно повернулся к нему и тихим, шелестящим голосом произнес.
– Мне пора, мальчик, – он вдруг нагнулся, затем легко, его тонкие пальцы, обтянутые пергаментом кожи, кажется, уже практически ничего не весившие, коснулись его плеча. Грэм благодарно кивнул в ответ, он не мог заставить себя поднять глаза, потому что боялся того, что мог там увидеть. Ведь даже эта рука, лежащая на плече, рука мертвеца, до ужаса пугала его. – Мне пора…
Старик разогнулся, сделал пару шагов.
– Ола стара, – расслышал Грэм его облегченный, радостный вздох. Последний вздох, прежде чем он навсегда растворился во внезапно хлынувшем в комнату прозрачном, свежем, наполненном запахом странных пряных трав и изысканных, прекрасных цветов ветре магии и времени.
Это было похоже на ничто: на бескрайнее черное море без берегов, без дна и тонкой грани поверхности, или на ясное ночное небо, лишенное загадочного, прекрасного сияния далеких звезд и ярко-желтого света месяца, или на плотную практически осязаемую темноту погруженной во мрак комнаты. Однако Руни прекрасно понимала: на самом деле, пусть она не способна увидеть, все вокруг наполняло странное, беспрерывное движение. Будь у нее плоть, она бы, наверное, даже могла ощутить его на коже, на распущенных прядях волос, подобно легкому дуновению прохладного ветерка, но ее тело осталось где-то там, далеко, истерзанное переживаниями и ранами, балансирующее на границе жизни и смерти. И она не стремилась возвращаться, хотя знала, что должна.
А невидимый, осязаемых лишь в чувствах поток тем временем все тек: сквозь черную пустоту, сквозь нее саму. Постоянно одинаковый, постоянно изменяющийся, словно какая-то динамическая картина в застывшем времени, будто перед ней сейчас одновременно существовало и начало, и результат, соединенные бесконечно малым, бесконечно быстрым изменением, и Руни, хоть не была полностью уверена до конца, но кажется знала, что он такое и как можно управлять им.