- Может реванш? – безнадежно спросил проигравший. Он сам понимал, что второго поединка не получит, но не мог по щелчку пальцев смириться с поражением. Это же такой позор! Чувство стыда за собственную оплошность распалялось все больше. Благо он мог сдерживать внешние проявления своих эмоций. Иначе перед Архимагом оказался бы взрослый колдун с намокающими от обиды глазами и краснеющим от злости, на самого себя, лицом. Правда волшебники и так не особенно смотрели на лица друг друга, аура была в разы правдивее и неплохо передавала любые сильные эмоции вне зависимости от желания владельца. Вот и сейчас Красс наблюдал за настоящей бурей, разбушевавшейся в глубине души неудачливого мага. Пожалуй, он сам не рассчитывал на такой сокрушительный эффект. Это вселяло в него надежду, что о дальнейшей судьбе их переговоров можно отныне не беспокоится.
- Зачем же реванш? Я свои силы знаю, и второй раз рисковать не стану… Но тебе вот в ближайшее время предстоит множество тренировочных боев. – Ан Жане усмехнулся, а его собеседник наоборот, в недоумении поднял глаза. – Если ты, конечно, согласишься на мое предложение! – Сказал он с таким нажимом, и уверенностью в себе, будто вовсе не допускал возможность отказа.
[1]Гальдстраф – магический рисунок в комбинации нескольких рун в одном изображении
Храм
Во тьме рукотворной пещеры раздавались равномерные удары метала о камень. Через несколько минут они учащались и как будто бы становились сильней. Такой темп не мог продлиться долго и удары на время затихали. Затем начинались вновь. Мужчина, работавший здесь, не привык к физическому труду. Людям его достатка и положения работать своими руками ни к чему. Но его действия имели определенный сакральный характер и делегировать их более компетентному работнику не разрешалась. Хотя, отвыкшее от работы тело — это не единственная проблема. Отсутствие света – вот, что невероятно сильно угнетало. С практической точки зрения он уже давно привык к этому. За сотни часов, проведенных здесь мужчина наизусть выучил все повороты запутанных ходов, внезапные ямки и выступы, стремящиеся уронить неподготовленного путника, а также неровный рельеф своего рабочего места. Хотя его все равно приходилось часто ощупывать, чтобы проверять изменения, произошедшие после очередной серии результативных ударов, и вносить корректировки в следующие действия. Но вот свой разум он натренировать не смог, за все это довольно продолжительное время. Не то что бы у него начиналась паника или возникали другие сильные проявления страха, и все же ему было не по себе. С другой стороны, возможно виновата не темнота, а сама суть его занятия, навивавшая неприятные мысли, каждый раз при посещении этого места. Как тут не грустить, если он вырубал в монолитной скале свою собственную могилу, а его острый ум не мог свернуть с темы неизбежной смерти и дальнейшего посмертного существования. Мужчине уже исполнилось больше шестидесяти лет, лишь благодаря магии он чувствовал себя пусть и не в рассвете сил, но и не на их закате. Но это не меняло факта ощущения приближения скорой смерти. Даже, если скоро в его случае означало лет сорок. Что это в сравнении с вечностью?
Как только, в начале очередного трудового дня, или вернее, трудовой ночи, он приступал к работе, мысли его оставались весьма позитивными. Разум его еще не успевал погрузиться во тьму туннелей вместе с телом, а оставался снаружи, погруженный в повседневную суету личных и государственных дел. Фокусироваться на этих продуктивных темах получалось около получаса. Затем его ум непременно спотыкался об одну из множества идей, логично развивающихся, в осознание собственной смертности. Иногда он сбивался, начиная думать о копаемой прямо сейчас могиле, иногда, вспоминая о подчиненных и друзьях, пожертвовавших жизнью во благо Империи. Мужчина хотел бы думать, что поступит так же, но не был в этом уверен. В другие разы он приходил к этой мысли более окольным путем. Так или иначе перед ним начинала маячить идея о собственной встрече с темными богами. Тут его мозг начинал работать на полную, вопреки желанию своего хозяина. Мысли множились, увлекая другие за собой, как сходящая с гор снежная лавина, грозящая похоронить под собой человека. Сознание ярким лучом света выхватывало из небытия образы немощного умирающего в своей постели старика, осознающего неизбежность происходящего, затем, скитающуюся по загробному миру жалкую тень – обрывок его личности, теряющую воспоминания и разум с каждым годом, и, в конце концов, давящую вечность пустоты и темноты небытия. Конечно, все может быть другим, но мужчине мерещилось именно это. И была среди этих и схожих мыслей одна, конкретная, особенная мысль. Она приходила не сразу и не каждый раз, но непременно приносила небывалую горечь. Сердце как будто пропускало один удар, отчего следующий становился болезненно сильным, а на глаза наворачивались слезы. И слава богам, что эта мысль сразу же его покидала. Что удивительно мужчина не мог сказать, что же эта была за мысль. Может его память не хотела фиксировать болезненный опыт, а может это была не определенная идея, которую можно выразить словами, а некое настроение или ощущение. В любом случае, ответ на этот вопрос ему был совершенно не интересен. Он трезво оценивал ситуацию и понимал, что вся ситуация и яйца выеденного не стоит, как по сравнению с проблемами других, так и по сравнению с тем, что пережил он сам. Все это выглядело в его глазах досадной помехой, а не экзистенциальным кризисом. По крайней мере сейчас, когда до пребывания на смертном одре оставались еще десятилетия жизни.