– Майор Котов, нам надо осмотреть территорию. Сбежал опасный преступник, возможно, он скрывается где-то поблизости. Для вашей же безопасности нам надо сделать это.
Глядя на лицо охранника, казалось, что при упоминании того, что жителям шахматно-карточного домика может угрожать хоть какая-то опасность – и это в его-то дежурство! – он сейчас представится: Бонд, Джеймс Бонд.
– К сожалению, это невозможно – на территорию можно попасть в трёх случаях: если охране будет выдано распоряжение, – лицо охранника было сама невозмутимость.
– А остальные два?
Охранник, даже не вздохнув, выдохнул заученную фразу:
– Если охране будет выдано распоряжение по средствам связи, если охране будет выдано распоряжение устно, если охране будет выдано распоряжение письменно.
– Действительно – три совсем разных варианта, а в случае постановления?
– А в случае постановления – это уже не компетенция охраны, а адвоката.
Кот не сдавался:
– А кто выдаёт это распоряжение?
– Соответствующее лицо, указанное в «Правилах внутреннего распорядка».
– Можно ли ознакомиться с ними?
– Это – внутренний документ, и он не подлежит разглашению.
Наблюдать за борьбой с этой «мягкой стеной» можно было бесконечно, но с одинаково нулевым результатом. Ни одного «НЕТ» и никакой информации. Прямо-таки открытая книга, но… с пустыми страницами.
Ву решил вмешаться и сменить тему.
– ГРУ или ФСБ?
И поскольку такой вопрос не предусматривался в стандартных ответах, охранник наконец смог произнести фразу, которую раньше так любил, и которая давала почувствовать себя особенным и причисленным к избранным:
– Это – закрытая информация.
– Значит – ГРУ.
На лице охранника появилась нестандартная реакция – удивление вместе с уважением, но всё же он остался сдержано немногословен:
– Откуда?.. – продолжение фразы он снова проглотил или сэкономил, как те люди, которые пишут «СПС» вместо «спасибо».
И куда они только девают это сэкономленное время?!
– Ваша реакция на принадлежность к этим двум организациям была разная, – Ву продолжил диалог с неразговорчивым. – Первая – лёгкая грусть воспоминаний, глаза пошли вверх – воспоминания, затем вниз – грусть. Название второй организации вызвало лёгкую неодобрительную усмешку только с одной стороны рта – это не презрение, поскольку в этом случае глаза не остались бы безучастными, а скорее – чувство превосходства над этим ведомством. Можно было бы ещё описать движения всего тела, особенно рук, но и этого достаточно, чтобы вычислить ваше бывшее место работы.
– Сильно! – эти слова были произнесены человеком, хорошо обученного вещам, о которых простой смертный даже и не подозревает, именно поэтому его всего одно слово прозвучало, как длинная речь восхищения.
– Даже не знал, что в полиции есть такие специалисты.
– Что вы? Я дальше от полиции даже чем Вы, это вот по службе им надо разговоры разговаривать, не правда ли, герр майор? – последние слова опять имели скрытый смысл только для Котова, который сразу же стал продолжать наметившуюся благожелательную ноту разговора, но…
Ву как-то неуклюже отступил назад, запнулся о полицейского и просто грохнулся на собаковода – именно так он называл кинолога, всё это время крепко державшего собаку на поводке.
Тот, то ли от неожиданности, то ли от внезапно навалившегося на него тела режиссёра выпустил поводок, и Пушок рванул вперёд, проскользнув мимо охранника.
– Извините, извините, сейчас собаку верну, – режиссёр всполошился не на шутку и набросился на ни в чём не повинного сержанта. – Ну разве можно быть таким растяпой, а ещё претендуете на звание моего коллеги: кино – лог. Собаковод ты!
Майор тут же подключился, да так рьяно, что возле калитки поднялась целая кутерьма, во время которой Ву отважно бросился внутрь, да так шустро, что охранник не успел ничего предпринять, поскольку был занят полицейскими, которые ругались и оправдывались одновременно.
Глава 3. Шахматно-карточный дом и его хозяева
Дом возвышался громадной ромбовидной скалой, повёрнутой к входящему углом, из которой рос ещё один забор – внутренний, иссиня-чёрного цвета – с той стороны, где он упирался в белоснежный дом.
Всё было очень красиво, но достаточно обычно для богатого дома. А вот за калиткой внутреннего забора всё было как во сне, вернее, как в кошмаре – правда, в шикарном кошмаре. На этот раз уже забор был белоснежный, а упирался он в абсолютно чёрный дом, лестница которого антрацитово-аспидной лавой стекала в парк.
Зелёный цвет привычного газона здесь был искоренён как вид. Чёрная блестящая галька, иногда прерываемая причудливыми белыми разводами белого кварца, занимала большую площадь, а небольшой ручеёк, дно которого было выложено прозрачным хрустальным камнем, своим блеском резал глаза.