Решили они напоследок в музей зайти, полюбоваться местными достопримечательностями. Первым на очереди был зал, посвящённый истории. В нём Мирослав и Арнольд вспомнили о первом короле Ситанила — Геннадии Соколовском. На длинной стене висел и красовался его алый плащ, а на специальной подставке стоял и меч. К большому сожалению, это было всё, что осталось от славного правителя.
— Славный был малый. Построил страну, да только детей воспитать — не воспитал, — пробурчал Арнольд.
— Ты про Станислава Глупого? — спросил Мирослав.
— А про кого же ещё? Он один у нас такой. Из всех трёх королей Станислав — самый ужасный.
— Ты думаешь его отец Геннадий в этом повинен?
— Думаю, что да. А кто ж ещё?
— Он страной был занят… — вздохнул Мирослав, вспоминая детство, в котором его батюшка тоже мало уделял времени своим отрокам. — Думаешь легко это?
— Ни в коем случае, друг мой. Это очень сложно. На плечи таким людям возлагается огромная ответственность. И, к сожалению, за двумя зайцами никто угнаться не может. Тут или страну, или ребёнка воспитывать; приходится выбирать. Вот Геннадий и выбрал страну. Вроде и начало положил хорошее, но сын всё загубил.
— Стоило ли ему тогда сына выбрать, вместо королевства? — задумчиво хмыкнул королевич.
— Кто знает… Выбрал бы сына, королевства б не было. Больно философская тема, знаешь ли.
— А что ты про нынешнюю королевскую семью думаешь?
— Хм. Кирилл — великий правитель. Но тоже выбрал он страну. Хотя как выбрал… У него особо вариантов и не было. После свержения десяти бояр королевство с колен нужно было поднимать. Потому и получается, что сыновья его не в лучшем положении. Приходится им самим себя воспитывать. Опять-таки, кто знает, что будет.
— Да… — протянул со вздохом Мирослав.
Проходя по разным залам музея, путники поразглядывали всяческие манифесты с другими странами других континентов, оценили красочные картины, поразились невероятно детализированным скульптурам.
— Во дают, — усмехнулся Арнольд, заметив памятник Станиславу Глупому. — Статую этому бездарю сделали. Да чего хорошего он сделал то, что для него камень так обдолбили? Положил хрен на страну?
— Как-то ты очень зол на него, — шёпотом сказал королевич.
— Понятное дело зол! Это из-за него власть в руки боярам попала. Будь они прокляты! Это из-за них мои родители умерли!
— Оу…
— Не бери в голову, друг, — выдохнул Арнольд. — Я просто не понимаю, почему эта статуя должна существовать.
— Её сюда ещё из столицы привезли, — фыркнул посетитель музея. — Из подвала какого-то нарыли после революции.
— Обалдеть можно! — выразился Арнольд. — Она ещё и из Луона. Какой дурак её только сделал? Я б ни за какие шиши не стал бы руки марать. Сделать скульптуру человеку, который всю жизнь посвятил самому себе и никому более. Сколько балов он там провёл? Тысячу? Сука…
Поругавшись ещё немного, Арнольд всё же сдвинулся с места. Вместе с Мирославом перешли они в предпоследний зал, где находилась большая инсталляция, посвящённая потопу Бартры. Там были и сгнившие орудия труда, и чудом уцелевшие бытовые вещи, и шкуры вымерших местных животных, и даже пару досточек первой деревянной стены, что не смогла защитить город от нашествия воды. В общем, экспонатов много.
— Погляди, дружище, — обратился Арнольд к Мирославу. — Это же шкура зубохвоста! Какие только невероятные звери тут не обитали! Удивительное место!
— Ничего себе… А почему его так назвали?
— А ты сам посуди. Хвост у него разделён на две части. Благодаря этому зубохвост мог обхватывать жертву и делить её напополам. Хвост был мощным, а на его отростках были очень острые шипы. Сейчас таких экзотических животных не встретишь. Поговаривают, что все эти местные звери — аномалия округа Бартры.
— Здорово… — восторженно протянул королевич.
В последнем же зале находились древние свитки с начирканными на них текстами непонятными символами. Их до сих пор пытаются перевести, понять, но никаких подвижек в этом не наблюдается.
— Как думаешь, Мирослав, есть в этом смысл?
— В чём?
— Да вот в этих свитках? Их же первородные написали? Вроде и столетий немного прошло, но понять мы их уже не способны. Помнишь я размышлял по поводу происхождения нашего языка?