Багровым огнем полыхнуло в голове, и теперь уже не было спасения, послушная року ладонь обхватила рукоять меча, замахнулась и все — юнец даже не успел проснуться. Голова, оставшись более без поддержки, упала на застеленный коврами пол и откатилась от стола, остановилась, глядя незрячими, закрытыми, а от этого еще более страшными глазами. Тело, помедлив немного, рухнуло со стула с негромким шорохом. Из перерубленных артерий хлынула алая кровь, окропив все вокруг и обрызгав ноги рыцаря.
В этот миг будто бы нечто громадное пронеслось над шатром, раздался грохот, потом скрежет — камни на берегу с хрустом распадались на части, словно на них попало нечто очень тяжелое. Наступила тишь, такая, что вздохнуть страшно.
Слышался хлюпающий звук вытекающей из тела крови — размеренный и затихающий. Райдер вытер меч о скатерть и вышел из шатра. Звук позвякивающих серебряных рыцарских шпор в наступившей тишине казался таким громким, словно мимо проходила, клацая доспехами, целая армия. Вышел и остолбенел. Ничто вокруг не напоминало того перекрестка речных дорог, где он недавно спешился. Все вокруг потемнело, заволоклось темно-синей мглой, а Белокрыл куда-то исчез.
Посвистел — не откликнулся, покричал — молчит, в мыслях своих отдал приказ появиться — нет ответа. Вокруг не было больше ничего — кроме тишины и синевы.
Оглянулся Райдер — а и шатер-то уже исчез. Послышалось тихое шипение, облако тьмы еще сильнее сгустилось, и раздались откуда-то сверху слова, с превеликим трудом исторгающиеся из громадной какой-то глотки, цепляясь за громадные клыки:
«Какой славный был бой… Один меч — одна голова… Все по-честному, всего поровну… Да и противник не очень-то сопротивлялся, наверное, жить не хотел».
Рыцарь-братоубийца, оглядываясь в приступе паники, видел лишь сгущающиеся тени, пляшущие вокруг — серые, жемчужные, черные. Но страха не было, как только сказано было первое слово — вернулось спокойствие и ощущение предрешенности.
Какой-то неясный силуэт начал проявляться среди этого серо-черно-белого шипения.
Открылись, закрылись и вновь открылись глаза — в человеческий рост, дымчато — серые, с вертикальными, как у змеи, зрачками, послышался все тот же шипящий звук и стал виден его источник — облако темного пара, как от кипящей воды, вырывающееся из ноздрей дракона. Слышал, слышал рыцарь об этих ящерах, но никогда и никого не встречал из тех, кто видел их воочию. И вот теперь — видит сам.
Дракон мягко прошипел, перебивая сам себя:
— Ну что, воин, сразился? Победил? А свидетелей не было? О! Как это не было. Я же твой свидетель. Убить меня сможешь? Что молчишь, перепугался? Весовщиков ждешь?
Рыцарь по-прежнему стоял, вцепившись в меч и не промолвив ни слова.
— ЭЭЭЭХ, люблю я вас, людишек, за чувства ваши добрые… Натворят делов и стоят столб столбом, слова не вытянешь. Рыцарь, я тя есть не буду, не боись. Ты ведь не молодеешь, жесток и невкусен ты, лучше уж девицу где-нибудь умыкну, вот тогда полакомлюсь. Хрон таких, как ты, ох, как любит. Поспешит тебя в свиту свою прибрать. Ему бы таких побольше хотелось встретить.
Рыцарь немного пришел в себя и подумал, что все-таки переутомился, переволновался, пьян, спит или еще что-то с головой приключилось. Эта мысль придала ему бодрости и смелости, он смог ответить:
— Да я не убивал его, зашел в шатер, а он уже мертвый и обезглавленный лежит.
Громовой хохот был ему ответом:
— Ну да, малой этот, сидел, понимаешь, сидел. А потом решил свой меч почистить или там поточить — во сне чего только не придумаешь. Ручка-то раз, возьми и сорвись, а мечик по шейке чирк — и все, конец мальчику, какое жестокое самоубийство, да? Или нет — он уже мертвый приехал, а? Не забывай, ты, я — СВИДЕТЕЛЬ, я же тебе сказал. Видел я, как ты тут мечиком чиркнул по шейке беззащитной. Сознавайся, что ты упираешься. Свинья не выдаст, дракон не съест. И весовщик не узнает.
— А какой мне толк в том, что я сознаюсь? Ты возьмешь и донесешь на меня. А так, без признания, кто тебе поверит, если я от трупа избавлюсь и кровь смою?!
Дракон смеялся так, что снова повалил темный дым, и вздыбились кожистые крылья.
— Да ты весельчак, банка консервная. Кто же в драконов верит, а, тем более, если дракон к весовщикам прилетит, мол, вот видел я, как пастырь один у речного перекрестка когой-то головы лишил? Ну, ты рыыцарь, голова — ведро садовое. Мы есть, да? Ты до этого же каждый день нас видел, на каждом углу — по дракону, точно.