— Что случилось, звезда моя? Почему ты стала вдруг так холодна, ответь мне?
Наваждение пропало, голос и слова уже не имели власти над девочкой. Она пыталась отодвинуться, чтобы потихоньку слезть с ветки и убежать в безопасность:
— Поздно уже, меня дома, наверное, ищут. Я никогда не задерживалась на улице после захода. Мне нужно идти.
— Нет же! Будь со мной, не уходи, останься. Я могу любить тебя, любить так сладко…
Ночные светила, выплыв из облаков, сделали, наконец, видимой каждую черточку его лица — и оно ужаснуло. В глазах полыхало безумие, борода была черной, всклоченной, как и волосы, к которым никогда не прикасалась расческа, лицо узкое, кожа плотно натянута на все плоскости — не оставляя ни малейшего шанса для подкожного жира. Но самым пугающим был рот: пухлые губы приоткрылись, зубы казались острыми, сужающимися к низу, белыми с багрово-черными каплями, стекающими с них. Голос стал еще более низким, хриплым, молящим и угрожающим:
— Я могу любить тебя сладко, я могу любить тебя сладко… Сладко… Сладко… Я могу убить тебя гадко… Я могу убить тебя гадко… Убивать тебя будет для меня так сладко… Выбирай, прелестница моя… Убить или любить…
Лентина вскрикнула от тошнотворного ужаса, накатывающего волнами, скатилась с дерева, ободрав спину и колени о кору. И побежала к дому. Вернее, подумала, что бежит, приходилось продираться сквозь воздух, как через густую, вязкую жижу, замедляющую движение. Обнимающую, обволакивающую, сковывающую. Голос хрипел, продолжая:
— Не пытайся уйти от меня, моя прелесть… От меня уходят, отдав лишь уши. А потом возвращаются — ко мне нельзя не вернуться. Отдай мне свои ушки, звезда моя, и я отпущу тебя…
Лентина постаралась бежать еще быстрее, больно ударила ногу о подвернувшийся так некстати камень и упала, задыхаясь от ужаса, крича:
— Нет, нет, никогда, я не могу! Ни за что на свете!
Почувствовала, как ее плечо словно попало в тиски и его трясет чья-то безжалостная рука. Вздрогнула и очнулась. Широко открытыми от пережитого только что ужаса глазами осмотрелась вокруг, увидела Кира, перепуганного случившимся, подбежала к нему, крепко прижалась, подрагивая. Постепенно пришла в себя и успокоилась от тепла маленького тела, прильнувшего к ней. Ди Астрани, стоявший теперь очень близко, пристально вглядываясь ей в лицо, спросил лишь:
— Это был Он?
Лентина кивнула:
— Он звал меня, звал с собой.
Прим заметил:
— Теперь ясно, что и господин Хрон знает, какую угрозу вы представляете для него. Если раньше он не знал, кто противостоит ему — теперь знает это точно.
Все, что творится в вашем подсознании — может быть увидено им. Лентина, вы не помните, ощущали ли вы его присутствие, когда матушка Оливия проводила свои процедуры?
Лентина задумалась, вспоминая свои ощущения ночью. Нет, она бы почувствовала чужое присутствие, особенно этого — чернобородого. Про то, что произошло после процедуры Лентина, Ди Астрани и мать Оливия решили молчать до поры до времени. Собравшиеся облегченно вздохнули, услышав ее ответ. Прим предложил девушке находиться рядом с кем-либо, кто не позволит ей погружаться в полубессознательное состояние, в котором Хрон и его приспешники могут нанести вред или использовать ее, чтобы шпионить.
Больше пока ни о чем не решали, кроме того, что Лентина, Селена и дети должны находиться под неусыпным присмотром, а все остальное — нужно еще обдумать и встретиться вечером, ближе к закату. С тем и разошлись.
В предполуденные часы, особенно в ненастные сезоны, жизнь в городах Мира затихала. Это в деревушках нельзя запереться и сидеть в укрытиях: то скотину кормить, то поить, то убирать за ней, вода сама не польется, на грядках тоже ничего не вырастет, если за ними не ухаживать — так можно и ноженьки протянуть и ушеньки отдать за бесценок. В городах же иначе — закупались продукты заранее, запасались водой и всем остальным, необходимым. Если в сезон ветров еще находились отважные, которые выходили даже за пределы городских стен, то в период дождей старались нос на улицу вообще не высовывать. При сильных ветрах могло просто сдуть, но далеко не уносило, а вот от воды, льющейся с неба сплошным потоком, никакого спасения не было — если упадешь, то рискуешь попросту захлебнуться. Сезон ветров заканчивался, оказавшись слишком коротким для обычного — порывы стихали.
Пыль, поднятая постоянными потоками движущегося воздуха, тончайшим покрывалом окутала все — дома, деревья, припорашивала дороги. Наступала тихая, ясная погода, ярко светили солнца и, выглянув из окна, казалось, что все закончилось, что в этот раз обойдется без дождей, наступит сразу теплый сезон.