Но, те, кто живет не в городе, знают, если после ветров сразу наступит тепло — быть голоду в Мире, высушенная ветрами почва не взрастит урожая и не накормит никого. За несколько тихих дней между сезонами становится невыносимо жарко, воздух накаляется так, что на улицах просто нечем дышать.
В переулках возникают миражи, подрагивающие от зноя, стихают звуки, малейший шорох слышится далеко окрест и порой пугает до икоты. Дети, зачатые или родившиеся в межсезонье вырастают нервными и крикливыми, особенно у свободнокровых граждан.
В замке Примов ближе к полудню тоже воцарилась тишина. Дети, изнуренные наступившим зноем, вяло плескались в небольшом бассейне во внутреннем дворике замка, неподалеку в деревянных креслицах примостились разморенные Селена и Лентина, чуть далее — положено так — сидела Прима со спящим царенком на руках. Где был Прим — никто не знал, на то он и божественный наместник, чтобы находиться там, где никто не ожидает.
Тишина, зной, лишь слышно, как жужжат насекомые над цветущими кустами. В дворцовом саду ни пылинки, каждый листик любовно ухожен и вымыт — у здешних садовников воды запасено столько, что они могут пережить лет десять засухи без малейшего ущерба. И вдруг эта тишина и благолепие были нарушены — в мощеный светлым камнем дворик стремительно вбежал рыцарь в запыленных доспехах, местами сильно погнутых, заляпанных чьей-то кровью.
Он спешил так, что его шпоры высекали искры. Преклонив колено перед правительницей, он поспешил сообщить о нападении диких на приграничные края, о разрушении Часовых башен, о массовых убийствах мирян, о пожарах, раздуваемых неутихающими ветрами в разных углах Мира, о летающих тварях, появившихся вблизи Речного перекрестка и об ущербе, нанесенном ими.
Просил сообщить о прибытии рыцаря Крауна да Брина и поспособствовать быстрейшей отправке кавалерии на границу, желательно бы на единорогах — чтобы успеть предотвратить отбытие обоза с мирянами, увозившими их в рабство в самое сердце Крогли. Скороговоркой доложил обо всем и повалился на бок, глухо стукнувшись шлемом о камни. Погнутое забрало, едва державшееся на креплении, с тихим звоном отвалилось. Набежали слуги, охрана. Прима приказала осмотреть прибывшего, созвать Совет. Девушки вскочили еще до того, как рыцарь закончил свой горестный доклад. Прима велела им и детям отправляться в свои покои, приготовиться соответствующим образом и ждать. Царенок уже был передан в руки нянек, которые должны были защищать его любой ценой, они моментально укрылись в крыле наследника.
Неизвестно откуда взявшийся Прим отдал указания о срочном сборе Совета кастырей. На Совет приглашались капитаны королевской кавалерии: пастырь-рыцарь Габриэль де Хомос и капитан весовщиков Маркело де Балиа.
Малый зал Совета начал наполняться приглашенными. День плавно катился к окончанию, но сонной дремы, царящей недавно, словно и не бывало. На горизонте собирались тяжелые темно-серые тучи, грозящие скорыми ливнями.
Межсезонье заканчивалось. Ди Астрани зашел в покои за кровницами и их притихшим сопровождением. Они поспешили присоединиться к уже собравшимся. Селена была задумчива и немногословна, пыталась вспомнить что-то, вот как бывает, хочешь вспомнить какое-то слово, которое никак не приходит на ум, или крутится мотивчик привязчивый, а песня никак не вспоминается. Что-то знакомое было в том рыцаре, рухнувшем неподалеку.
Лицо его казалось смутно знакомым, но где и когда она могла его видеть — никак не давалось.
Когда все приглашенные, кроме матери Оливии, были на месте, Прим велел закрыть двери. Зловещая тишина воцарилась в небольшом зале. Кастыри, капитаны, гости — никто не решался первым сказать что-либо. Правители восседали неподвижно и молча, как никогда походя на свои изваяния. Лишь дети устроили возню на полюбившемся им диванчике, деля места. Взрослые молча наблюдали за их перебранкой, пока Мирра не решила, что пора зубами отстоять свое место и не укусила Эйба так, что он взвыл достаточно громко, чтобы можно было на них шикнуть за нарушение приличий. Но шикать на своевольных нарушителей тишины не стал никто — детская непосредственность разрядила обстановку и можно было думать, а не сидеть в ступоре с единственной мыслью, пульсирующей: «Все кончено, все пропало, все кончено, все пропало…». Когда Эйб завопил, присутствующие окончательно встряхнулись, вспомнив, что пережили дети и как они смогли спастись — сами, без посторонней помощи. Дети Мира заслуживали хотя бы того, чтобы за их будущее боролись.