Повторяем, убеждаем друг друга: нет выхода у современного человека, кроме выбора. Выбор - единственная допустимая свобода в Мире предкатастроф. Но разве ими же не сокращается, не сужается до минимума поле и поприще выбора? Разве ими не диктуется срок: решай, пока еще только предкатастрофа?! Самое очевидное оказывается самым сложным, к чему не готов, перед чем пасует мозг.
То, что выше, - отчасти заметки на полях Вашей статьи (давнишней - 77-го, но очень своевременной, еще более уместной сегодня). И не то чтобы спорю с Вами, и не то чтобы соглашаюсь. Скорее: заостряю то, что Вы сглаживаете. Ставлю вопросы там, где у Вас ответы.
Две цитаты из Вас. Первая (о диссидентах): Мы должны помнить, что в политической истории бывает так (хотя в истории России и не столь часто), что ересь гонимого сегодня становится мудростью завтрашнего реформатора. И вторая (о близоруких, склонных привязать американскую политику к специфическим событиям или к выдающимся диссидентам в СССР): Они близорукие - втягивают нас, американцев, в такие сложности, в такую путаницу, которая не поддается контролю, в такие морально неоднозначные ситуации, которые мы не в силах разрешить.
Я не собираюсь сталкивать - лоб в лоб - эти Ваши соображения и тем паче ловить Вас на несовпадениях. Я предлагаю лишь поразмыслить: откуда они, несовпадения? Субъективные, Ваши, или объективные - общие, всеобщие?
Предлагаю Вам обсудить следующую модель. В силу сложной цепи исторических событий и обстоятельств, которые мы оставляем сейчас вне рассмотрения, в некоей стране, в некоем социуме совместились могущество (реальное!) и груз неразрешенных проблем. Проблем, в отношении которых трудно, если вообще возможно, утверждать: они разрешимы. Не исключено, что не разрешимы при данных условиях и обстоятельствах. Не исключено, что не разрешимы посредством всех наличествующих в Мире рецептов, опытов, прецедентов. Не исключено, что как раз это более всего другого и делает данную страну (в нынешних условиях) самой потенциально альтернативной.
Судьбы Мира оказываются накрепко связанными здесь - и чем? Не просто сочетанием силы и слабости, что само по себе опасно и способно порождать опасные отсрочки и соблазны, но еще и сочетанием того и другого с альтернативностью, не находящей себя: свою суть и свой статус. Из всех проблем здесь самая трудная и наименее доступная - выбор. Приступ к выбору. Потребность в нем. Доступность его. Возможность его осуществления способами и средствами, исключающими нелокализуемую катастрофу.
Не ради осторожности я не называю своим именем страну. Модель - не этикетка. Это гипотеза. Такой нашу ситуацию вижу я (то, что выше, предельно сжатый тезис), не исключая других подходов и гипотез, если только они гипотезы, а не вывернутые наизнанку вчерашние прописи и самодовольный оптимизм, выдающий минимально желаемое за единственную действительность. Вера в аппаратный прогресс, которой Вы явно отдаете дань, - это, на мой взгляд, даже не увлечение, не инерция вчерашней возможности (особый вопрос: была ли она вчера?), это самообман, быстро перерастающий и уже переросший в обман. Даже в банальный.
Вопрос, таким образом, состоит в следующем: если не это, то что? Что - в качестве способа, делающего достижимым выбор и недостижимой насильственную перетасовку? Ответ - Ваш: ересь сегодня гонимого может стать мудростью завтрашнего реформатора. Прекрасно! Но из этой посылки следует по крайней мере два вывода: чтобы стать такой мудростью, ересь должна быть действительно ересью, а не подделкой под нее, и для этого нужно также, чтобы завтра появился реформатор, то есть человек, способный не на паллиативы, а на преобразования, объем и характер которых - открытый вопрос. Итак, снова альтернативность, притом с двух сторон. От альтернативной ереси к альтернативному реформатору!
Вы отдаете должное нравственным качествам ряда известных диссидентов, но, как видно, не очень высокого мнения Вы об их интеллектуальном потенциале, об их реализме и способности противостоять искусам - включиться в мировую политическую игру, рассчитывая потеснить свою силу посредством чужой и становясь в результате заложниками чужой. Этот пункт столь серьезен, что его нельзя обойти. Голое отрицание здесь мало что дало бы, как и пережевывание известных и неизвестных фактов. Больше таких фактов или меньше, они не могут не быть. Но - почему?
Я уже сказал выше, что отклоняю превращение истории (старой и самой свежей) в судилище. К тому же я не диссидент в привычном смысле, я, если угодно, аутсайдер или, по Вашей терминологии, еретик. Я не знаю ответов заранее и пробиваюсь к вопросам, всегда готовый сделать посильное, чтобы помочь в этом другим, более молодым, - тем, кто хотя и не обладает известными именами, но живет (сейчас) напряженной и весьма интересной духовной жизнью. Их, быть может, не так много, но и совсем немало (да и кто считал?). Их трудно разместить по клеточкам номенклатур, предлагаемых западному читателю (движение #1, #2 и т.д. и т.п.). В качестве профессионала-историка, надеюсь, Вы не очень доверяете подобным картинкам, хотя они в чем-то и верны, а в чем-то симптоматичны (как не появляться еретическим номенклатурам в номенклатурном социуме с господствующим - номенклатурным здравым смыслом?).
Еще раз: я не прокурор, но и не адвокат. Я знаю лично некоторых диссидентов и уважаю их. Я позволю себе произнести имя Ларисы Богораз, в которой вижу образец нравственности, демократической русской нравственности, интеллектуальной в такой же мере, как и реализуемой в поступке. Как историк и как современник я склонен видеть в А.Д.Сахарове не только идеалиста убежденного, бескорыстного, мужественного, - но и реалиста, каким бы странным это утверждение ни показалось кому-то, - человека, являющегося живым воплощением потребности, необходимости и даже возможности выбора (повторюсь: единственно возможной свободы в Мире предкатастроф...). Убежден: существование и деятельность такого человека, просто человека, столь же переломны для нас в 70-х, как на рубеже 50-60-х деятельность и слово А.Т.Твардовского.
И тем не менее я не отвергаю серьезности и уместности поставленного Вами вопроса. Я даже склонен его заострить. Ибо - если бы даже внешняя политика Запада, особенно же США, - разумная политика, к какой Вы призываете, и была бы способной облегчить и ускорить процесс либерализации у нас (если бы... если бы...), то никакая политика сама по себе - прямо ли, косвенно ли - не в силах восполнить и заместить собою то, чего нет в ней самой. Нет способности предложить действительную альтернативу: НЕЕДИНОЕ ЕДИНСТВО МИРА - РАЗВИТИЕ, ИМЕЮЩЕЕ ИСХОДНЫМ ПУНКТОМ (ЦЕЛЬЮ И САМОЦЕЛЬЮ) РАЗЛИЧИЯ; развитие различий - обновленных, пересозданных прежних, очищенных от шлаков великодержавия, расизма, своекорыстия, национальной узости, мании исключительности. И совсем новых различий, создаваемых диалогом культур, цивилизаций, миров, региональных и локальных всеобщностей, а не просто общностей...
Если этого нет в политике (пока?), то может ли она заменить собою нечто, от нее весьма далекое и по сравнению с ней столь непрестижное и хрупкое, как ересь сегодня гонимых? А без политики, вне политики удастся ли добиться превращения ереси в мудрость завтрашних реформаторов?
Если бы были на эти вопросы готовые ответы, то о чем бы спорить?.. И не отсюда ли диссидентство? И не потому ли столь неоднозначно оно? И не оттого ли склонно соблазняться доступным, клониться к известному, вроде бы опробованному за счет неизведанного?
Полагаю, что в этом смысле феномен диссидентства поистине всеобщий, универсальный. Не берусь судить на расстоянии о непосредственных причинах нынешнего брожения умов у вас - по проблемам разрядки (и всего, что около, вокруг нее...), но так ли конъюнктурны эти причины? Только ли сегодняшние они? Или то, что происходит сейчас, - лишь внешнее выявление тектонических сил, пришедших в движение вчера и даже позавчера?.. В моих глазах это испытание постуотергейтской Америки (не администрации, а именно - Америки), испытание ее на способность понять Мир и принять его - со всеми его коллизиями - в себя. Ибо: человечество - пустой звук, если все народы не станут им, человечеством, внутри себя.