— Это не варианты, это я восстанавливаю то, что у меня раньше резали. Они убирали, а я восстанавливал. До сих пор не могу, правда, восстановить небольшой кусок, про Сталина — мой герой Лука сидел вместе с его сыном в тюрьме. Ничего тут нет такого, я не ругаю Сталина и не хвалю… а вот нельзя, и всё!
Дал мне прочесть только что написанное им стихотворение «Маркитанты» — о том, как встретились два войска, как маркитанты обеих сторон были посланы на разведку, как они выдали все секреты друг другу — и оба войска полегли наутро. А маркитанты, награбив добра, разъехались по домам.
Дальнейшее помню плохо, но, кажется, я держался молодцом.
Утром я проснулся у себя в общежитии с книгой Розанова «Уединённое» в кармане пиджака. Позвонил Юрию Поликарповичу и, не помня точно, подарил он мне её или дал только почитать, начал благодарить…
— Книгу пришлёшь ценной бандеролью! — сказал он. — Ну, давай! Всех благ!
Я чувствовал себя ужасно гордо.
…Наступает весна 1985 года, я вновь оказываюсь в Москве, на XII Всемирном фестивале молодёжи и студентов, живу в гостинице «Россия». Днём я работаю, что-то там делаю для ЦК комсомола, а вечером время у меня свободно. Естественно, я всей душой рвусь к Учителю… и в середине мая мне удаётся дважды побывать у него. Вот записи об этом.
18.05.85.
Обе эти встречи (14–15 мая и 17 мая) произошли, как говорится, «по пьяному делу», поэтому я записываю лишь обрывки… то, что смог вспомнить.
Набрал номер из гостиницы. Батима сказала, что он будет через два часа. Позвонил через два часа. Он говорил доброжелательным тоном, но к себе не приглашал. Я что-то мямлил, спрашивал, выходит ли у него вскоре что-нибудь… он буркал в ответ что-то, потом, всё поняв, сказал:
— Ну, ты что — приехать, что ли, хочешь?
— Так ведь вы не приглашаете!
— Ну, давай, приезжай!
Я ринулся в буфет и, решившись сразить Ю. К., взял бутылку итальянского джина за 15 рублей. Кроме того, у меня в дипломате была бутылка коньяка, початая с поэтом Владимиром Фирсовым (я к нему недавно заходил вместе с приятелем, поэтом из Рыбинска Сергеем Хомутовым). Итак, горючего хватит. Поехал к Рижскому вокзалу (оттуда ходит трамвай в сторону Олимпийского проспекта).
Дверь открыла Батима. Я прошёл в комнату, где уже сидел какой-то узколицый парень.
— Женя Чеканов.
— Гена Фролов.
Уж не тот ли Фролов, с помощью которого Гена Серебряков обещал пристроить мою рукопись в «Современник»? Нет. Тот, как выяснилось, Лёня. А этот гордо охарактеризовал себя так:
— Меня называют собутыльником Юрия Кузнецова!
Фролов с Ю. К. пили медицинский спирт. Мой джин они поставили под стол. Юрий Поликарпович принёс окрошку — и началось… Мне хватило трёх или четырёх стопок, я лёг пластом, а они всё продолжали. Хозяин принёс телогрейку, укрыл меня.
Помню ещё маленький казус. Фролов, оказывается, забрал мой джин с собой и поехал домой. По дороге его ограбили, забрали и деньги, и джин. Я выразил сожаление по этому поводу. Но Ю. К. сказал:
— Это отрава! Я ведь попробовал, глоток отпил. Еле удержал в желудке…
Тогда я стал злорадствовать по поводу незадачливого вора.
На прощание он дал мне обещанную книгу <…>. Сказал, шатаясь:
— Это не бомба, не мина… Это — сильнее. По крайней мере, на меня это лет десять назад произвело страшное впечатление. Поэтому неси, как святыню.
— Я же трезвый! — храбро ответствовал я.
Помнится, ещё несколько ранее Дробышев (его давний знакомец, тоже появившийся на кухне) и Фролов засомневались: стоит ли ему давать мне эту книгу? Ю. К. пресёк их, уверив, что я — надёжный человек.
Через два дня я вновь позвонил ему.
— Ну, что — маешься? — спросил он. — Приезжай.
…Ели мясо, блинчики с мясом. Выпили бутылку коньяка. И говорили, говорили до сумерек.
Я впервые, кажется, вгляделся близко в Ю. К. Отличительная особенность его лица — мощные, грубые складки на верхней губе и меж бровей. Лицо — добродушное, ласковое. Волосы вьются. Несколько золотых зубов.
Говорили о войне. Он дал мне прочесть своё стихотворение об окруженцах. Я прочёл и ничего не понял. Он растолковал: два миллиона русских солдат, сдавшихся в плен (а верней, сданных своими генералами) сегодня прокляты в памяти народной: